Великий мертвый
Шрифт:
— Быстрее! — уже на кастильском орал Альварадо. — Быстрее, чертовы дикари!
И они давили и давили друг друга, пытаясь убежать от этого кошмара и спихивая в пролом тех, кто волей судьбы оказался впереди. И когда их, еще удерживающихся на суше, осталось от силы полсотни, Альварадо ударил шпорами и направил спотыкающуюся и проваливающуюся кобылу через шевелящийся сотнями тел пролом — прямо по головам.
Сандоваль нагнал Кортеса с его двумя с половиной сотнями отборных солдат и грузом золота уже на суше —
— Кортес! — страшно заорал он. — Они гибнут!
— Заткнись! — на ходу огрызнулся генерал-капитан.
— Но они гибнут! — уже в совершенном отчаянии выкрикнул Сандоваль. — Их еще можно спасти!
Кортес грязно выругался и остановил коня.
— Ты себя спаси, Сандоваль, а потом уже о других думай!
— Сандоваль прав! — подъехал запыхавшийся Кристобаль де Олид. — Там еще многих можно вытащить! Ты не можешь их просто бросить!
Кортес кинул в них ненавидящий взгляд. И Сандоваль, и Олид намеревались настаивать на своем до конца, — это было видно.
— Черт с вами! — зло выдохнул он и развернул коня. — Носильщикам стоять! Остальные — за мной!
В четверть часа они домчались по широкой, мощеной шлифованным камнем дамбе почти до самого города, но едва подъехали к пролому, как поняли, что все кончено. Воду возле пролома сплошным ковром покрывали трупы и редкие бревна, а на той стороне стоял вой добиваемых солдат. И лишь на этой стороне еще остался пяток израненных кастильцев, да восемь тлашкальцев, из последних сил отбивающихся от наседающих на них и тоже порядком измотанных «охотников за пленными».
— Ну, что вы стоите?! — взревел один из кастильцев и вдруг развернулся и, хромая, двинулся к Кортесу. — Или ждете, когда я свою долю вам в наследство оставлю?!
Это был Альварадо — последний, кто сумел прорваться на эту сторону жизни.
Часть пятая
К утру с застрявшими на переправе кастиланами было покончено. Лишь около сотни сумели вернуться в город, пробиться на вершину одной из пирамид и забаррикадироваться в храме. И хуже ситуации, чем эта кажущаяся победа, быть не могло, ибо вожди, отправив от каждого рода по восемьдесят воинов осаждать кастилан, занялись трофеями, жертвами и отмщением.
Куит-Лауак метался от племени к племени, уговаривая продолжить преследование прорвавшейся на сушу части врагов, но те не считали нужным даже слушать так и не назначенного Верховным вождем Куит-Лауака.
— У нас четырнадцать пленных! — огрызнулся один из вождей. — Я просто обязан проследить, чтобы каждого принесли в жертву по всем правилам.
Тогда Куит-Лауак побежал к месту битвы, надеясь найти там еще не утоливших жажду отмщения, но и там происходило нечто неописуемое. Сотни мешиканцев вытаскивали из воды трупы родственников, рыдали, причитали и отсылали гонцов, чтобы в домах готовились к погребальному обряду.
Появились и любители не взятых с бою трофеев. Одни искали среди кастилан еще живых, а потому пригодных к принесению в жертву. Другие ныряли на дно, доставая утерянное и брошенное врагом оружие. Но хуже всех были третьи, те, что копались в сумках мертвых кастилан, выискивая самую сладкую добычу —
Куит-Лауак стиснул челюсти и повернулся к оставшимся рядом с ним немногим вождям.
— Трупы врагов собрать и вывезти подальше от города в камыши — пусть их пожрут падальщики. Вражеское оружие достать со дна или выкупить у тех, кто его уже достал, — будем учиться воевать по-кастилански.
— А золото? — спросили его.
Куит-Лауак на секунду задумался.
— «Божье дерьмо» утопить в озере. В самом глубоком месте. Чтобы никто не сумел достать.
— Все?!
— Все!
Вожди немедленно кинулись отдавать распоряжения, но если трупы хотя бы плавали, а золото блестело, обнаруживая себя само, то за пушками, арбалетами и аркебузами, алебардами и копьями, нагрудниками и шлемами, кольчугами и щитами воинам приходилось нырять в мутную соленую воду.
Впрочем, Куит-Лауак думал уже о другом. Он отчаянно пытался сообразить, как ему собрать хотя бы два шикипиля [24] воинов, чтобы нанести по ушедшим вперед кастиланам последний удар.
Он подозвал писца, принял из его рук дощечку и листок бумаги и быстро, почти не раздумывая, написал: «Шикотенкатль, тебе пишет Куит-Лауак.
Шикотенкатль, у нас один язык и одни боги. Пора забыть старую вражду и объединиться, чтобы истребить главное зло — кастилан. Мы уже отняли у Малинче наших дочерей, и теперь мы и кастилане — не родня. Сделайте так же, и греха в убийстве кастилан уже не будет…»
24
Шикипиль — (xiquipil); счетная единица двадцатеричной системы исчисления. Каждый шикипиль насчитывал 8000 воинов.
Куит-Лауак на секунду задумался. Оставалась лишь одна препона — Малиналли, законная жена Кортеса-Малинче. Отнять ее так и не удалось.
«Ты спросишь, а можно ли тебе верить, Куит-Лауак? Разве можно было не посчитаться с высокородной Малиналли, по праву ставшей Сиу-Коатль? Разве можно было изгонять Колтеса-Малинче, нами же избранного Верховным вождем Союза? Разве не лживы твои слова, Куит-Лауак?
Я отвечу. Малинче надругался над нашими общими богами Уицилопочтли и Тлалоком и потерял право на власть. А Малиналли предала свой народ столько раз, словно всегда была чужой. Мне не удастся пригласить ее на честный суд, — ты сам это понимаешь. Поэтому я проведу ритуал изгнания из рода без нее. Вожди согласны. Закон нарушен не будет. Собери свое войско, Шикотенкатль, и пусть наши воины сражаются бок о бок».
Под утро изможденные конкистадоры укрылись в небольшом, совершенно пустом поселке возле города Тлакопан, но Альварадо, похоже, не собирался оставлять генерал-капитана в покое.
— Хуан Веласкес де Леон убит, Франсиско де Морла убит, Франсиско де Сауседо убит… — методично отчитывался он Кортесу. — Там, на мосту одних капитанов Нарваэса было около сотни, — все полегли.
— Ты можешь помолчать? — с ненавистью спросил Кортес. — Я спать хочу.