Великий Наполеон
Шрифт:
Наполеон его в такого рода размышлениях очень поощрял, но в письме к Талейрану написал следующее:
«…Король Пруссии по сравнению с принцем Астурийским – зерцало добродетели. Он ест четыре раза в день и не имеет представления ни о чем…»
А поскольку прусского короля Наполеон считал образцом глупости и нерешительности и не делал из этого секрета, то понятно, что уж к принцу Астурийскому он симпатий и вовсе не испытывал…
В феврале 1808 года французы приступили к захвату тех испанских крепостей, которые считались ключевыми. В Памплоне комендант цитадели отказался допустить французских солдат в крепость. Тогда был отдан приказ о доставке туда хлеба. Подъемный мост был опущен, ворота открыты – и тогда туда ворвалась команда гренадеров, укрытых
В полной панике король Карлос подписал отречение от престола в пользу своего сына, теперь – короля Фердинанда VII. Представляющий в Мадриде Францию Мюрат не знал, на что решиться. С огромным облегчением он узнал, что в Байонну, на границу Франции с Испанией, прибывает сам Наполеон. Император – так уж и быть – согласился быть посредником между старым королем Карлосом и его сыном. Он вызвал их обоих в Байонну.
Отец с сыном чуть не подрались, и дискуссия между ними о праве обладания испанским престолом шла примерно в тех тонах, в которых проходил спор между Каролиной Мюрат и Лаурой Жюно о праве на обладание «…искренней привязанностью…» Клемента фон Меттерниха. Император сказал обоим, что их спор он решит сам, а пока что они должны считать себя задержанными.
2 мая в Мадриде при известии об аресте в Байонне всей королевской семьи началось восстание. Его подавили с трудом – уже известный нам Марбо, находившийся в штабе Мюрата в качестве адъютанта, был послан с поручением – и ему и его эскорту пришлось прокладывать себе путь с боем. Он получил удар стилетом в плечо, на его счастье, удар пришелся косо, и он отделался царапиной и взрезанным рукавом.
6 мая 1808 года Наполеон подписал декрет, который гласил, что он назначает:
«…горячо любимого брата, Жозефа Бонапарта, короля Неаполитанского и Сицилийского, королем Испании и Индии…»
Примерно через две недели после этого декрета в Испании началось всеобщее восстание.
XI
Собственно, сказанное выше не совсем верно – восстание вспыхнуло по всей Испании, но не одновременно, у него не было единого центра. Но тем труднее его было подавить. За одну неделю, с 20-го по 27 мая 1808 года, были убиты профранцузские губернаторы Бадахоса, Картахены и Кадиса – как всегда в таких случаях, первые удары доставались «предателям». Начали возникать местные комитеты, называемые «хунтами» – они брали власть на себя. 100-тысячная испанская королевская армия была рассыпана по гарнизонам, но именно это обстоятельство и помогало восстанию – хунты получали некое ядро вооруженных сил, вокруг которых они немедленно начинали формировать свои воинские части. В события моментально вмешались англичане. Соперничать с Великой Армией в количестве солдат они никак не могли, но зато располагали прекрасно поставленной разведкой и могущественным флотом. И то, и другое было использовано в Дании – под носом у Бернадотта 15-тысячный испанский корпус, подчиненный ему, был погружен на английские корабли и переброшен в Испанию [3]. В середине июня англичане захватили французские военные суда, стоявшие в Кадисе.
Не ограничиваясь только вспомогательными морскими операциями и помощью повстанцам, в начале августа 1808 года англичане высадили в Португалии целую армию числом в 9 тысяч человек, которой командовал генерал Артур Уэлсли, человек в высшей степени примечательный. 3-й сын лорда Гаррет-Коллей, графа Морнингтона, он успел повоевать и в Европе, и в Индии. Там он отличился во время кампании против Типу, раджи Майсура, который использовал в своем войске французских советников. Генерал Уэлсли заслужил репутацию превосходного военного
Получив значительные подкрепления, он пошел прямо на столицу Португалии, и между 15-м и 21-м августа нанес Жюно три поражения. Два из них были незначительными стычками, но одно окончилось плохо – Жюно потерял 2000 человек и 13 пушек. Теперь ему надо было выбирать между еще одним сражением в неблагоприятных условиях и сидением в осажденном Лиссабоне – и он решил начать переговоры. Проблема, однако, заключалась в том, что он не знал, может ли он положиться на русскую эскадру адмирала Сенявина, стоявшую там на рейде. Русский адмирал мог существенно помочь ему и кораблями, и людьми, и артиллерией, и теоретически был даже обязан сделать это – император Александр Первый был «…верным союзником…» императора Наполеона Первого. Сенявин, например, был обязан посылать рапорты о состоянии своего флота не только в Петербург, но и в Париж, русскому послу графу Толстому, для передачи их Наполеону. Более того – предполагалось, что с обратной почтой Наполеон будет через графа Толстого передавать Д.Н. Сенявину свои распоряжения.
Ho помогать генералу Жюно адмирал Сенявин решительно не пожелал. На предложение высадить своих людей на берег для участия в обороне Лиссабона он ответил, что «…его государь не уполномочил его вести военные действия против португальских повстанцев...», что высадить он сможет не более тысячи человек, которые никак не помогут усилиям доблестных французских войск, подчиненных генералу Жюно, и что вообще торопиться с такими вещами решительно не стоит.
Наличие английского флота, блокировавшего Лиссабон, и английской армии, подступавшей к нему, он проигнорировал.
У него были на то свои причины.
XII
Вообще-то на тему «…мотивов поведения…» адмирала Сенявина есть специальная работа Е.В. Тарле, которая так и называется: «Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805–1807)» [4].
Так вот, есть смысл привести из нее одну цитату:
«…Сенявин крайне неприязненно относился к Тильзитскому миру и внезапной «дружбе» России с Наполеоном. Будущий партизан Денис Давыдов в своих воспоминаниях говорил, что уже в Тильзите между русскими и французами стоял призрак двенадцатого года, «с штыком по дуло в крови», и он был далеко не одинок в своих настроениях…»
Ну, с Д. Давыдова что и взять – в 1807-м ему было 23 года, и адъютант Багратиона, лихой кавалерист в невысоких чинах, мог выражаться вполне свободно. Тем более что мемуары его вышли тогда, когда все было окончено.
Положение Сенявина было совершенно другим – он командовал эскадрой, у него было 9 кораблей со значительной артиллерией и несколько тысяч человек в подчинении, потому что, помимо корабельных команд, в его подчинении имелись еще и солдаты морской пехоты. Официально Франция и Россия находились в союзе. Официально Англия и Россия находились в войне. Союз был довольно шаток, носил условный характер, и адмирал его не одобрял. Но и война с Англией носила условный характер – во всяком случае, стороны до сих пор друг в друга не стреляли. И создавать в этом смысле прецедент адмирал Сенявин был решительно не намерен. Поэтому на все доводы и уговоры Жюно он отвечал, что с англичанами он готов биться насмерть, как велят ему долг и присяга, но поскольку они перемешаны с португальцами, на ведение войны с которыми его государь ему никаких повелений не давал, то он и думает, что правильнее будет повременить.
Он отклонил предложение Жюно о передаче ему лиссабонских фортов – сказал, что это не его дело, а его дело – командовать вверенной ему эскадрой. И даже не захотел участвовать в переговорах между Жюно и англичанами, предпочитая вести их самостоятельно. В итоге французы выговорили себе хорошие условия – их со всем снаряжением эвакуировали британскими кораблями и доставили во Францию, а в обмен Жюно согласился не сжигать Лиссабон. Английское командование так торопилось убрать Жюно и его войска из Португалии, что согласилось на все его требования. Теперь настала очередь Сенявина.