Великий Наполеон
Шрифт:
IV
За одну неполную неделю, с 12-го и по 18 февраля, Наполеон выиграл еще три крупных столкновения с войсками союзников. Они стали делать из этого определенные выводы. Англичане, практичные люди, с уже столетним опытом страхования деловых предприятий, даже выработали определенную «формулу Наполеона» – они оценили его командование как «эквивалент 20–30 тысяч человек».
Таким образом, если 20 тысяч прусских, австрийских или русских солдат встречали 10 тысяч французов – надо было немедленно атаковать, чтобы использовать двойное численное превосходство. Но если французами командовал Наполеон – следовало немедленно отступать, 10 тысяч солдат в этом случае утраивали
Но император не мог быть повсюду…
Кроме того, Наполеон силой собственных военных дарований и собственной личности мог компенсировать нехватку 20 или 30 тысяч человек – но нехватку сотни тысяч не мог компенсировать даже он. Это показало сражение под Лейпцигом. Значит, при случае можно идти даже и на генеральное сражение…
Наконец, наиболее дельный совет Александр Первый получил от Поццо ди Борго. После очередной победы Наполеона в битве при Арси-сюр-Об, когда он превзошел английскую оценку «формулы Наполеона» вдвое – c 23 тысячами новобранцев разбил 60-тысячную армию австрийцев, – Поццо ди Борго на военном совете сказал Александру следующее:
«…Цель войны – в Париже. Пока вы будете думать о сражениях, вы рискуете быть разбитыми, потому что Наполеон всегда будет давать битвы лучше, чем вы, и потому что его армия, хотя и недовольная, но поддерживаемая чувством чести, даст себя перебить до последнего человека, пока Наполеон около нее. Как бы ни было потрясено его военное могущество, оно еще велико, очень велико, больше вашего могущества. Но его политическое могущество уничтожено. Времена изменились. Военный деспотизм был принят как благодеяние на другой день после революции, но погиб теперь в общественном мнении. Нужно стремиться кончить войну не военным способом, а политическим… Коснитесь Парижа только пальцем, и колосс Наполеон будет низвергнут, вы этим сломаете его меч, который вы не в состоянии вырвать у него…»
То, что Париж плохо защищен, Наполеону было известно. Его брат Жозеф писал ему еще 9 февраля, что в городе, помимо того оружия, которое есть у солдат регулярной армии, есть всего 6000 мушкетов, так что ни на какое ополчение рассчитывать невозможно.
Меневаль отмечал в своих записках, что многие из видных придворных Наполеона уже открыто становятся на сторону союзников – и первым он называл Талейрана. Императрица сказала Меневалю, что, несмотря на все победы ее мужа, дела идут так плохо, что «…визита войск союзников в Париж...» можно ожидать в любую минуту.
В середине марта 1814 года Наполеон написал Жозефу, что в случае угрозы столице он должен увезти императрицу и наследника куда-нибудь в долину Луары, например, в Блуа. Кроме того, ему вменялось в обязанность позаботиться о вывозе туда же государственной казны.
В конце марта эта мера предосторожности стала насущной необходимостью: y старых, давно развалившихся за ненадобностью укреплений французской столицы показались разъезды прусской кавалерии.
V
Две дюжины карет, увозящих Марию-Луизу с ее сыном, ее ближайшее окружение, десяток слуг, наспех упакованные драгоценности, пару сундуков с золотом и прочее, что, как она считала, могло ей пригодиться в пути, покинули Париж и отправились в путь. Ночевали в Рамбуйе – Мария-Луиза успокаивала сына, который плакал и кричал, что не хочет уезжать из своего дома. Своего дома у него больше не было – кортеж проследовал дальше, в Блуа. Позднее там же, в Блуа, к императрице присоединились Жозеф, Жером и Луи, братья ее мужа.
Тем временем в Париже образовался временный комитет в составе Талейрана, генерала Берновилля, герцога Дальберга и аббата Монтескье, который
Главным лицом комитета был, конечно же, Талейран. Союзные войска вошли в Париж, не встретив сопротивления, русская гвардия прошла парадным строем через Елисейские Поля. В город совместно въехали русский император и прусский король, были выпущены прокламации, гласящие, что парижанам нечего страшиться, союзные государи несут им не смерть и разграбление, а мир и торговлю. Текст был написан Талейраном – царь поселился у него в доме в качестве его почетного гостя и в данный момент следовал всем его советам.
Судьба Москвы в Париже не повторилась. Мармон сдал город без боя, никакой французской версии Бородино не случилось. Мармон располагал 11 тысячами солдат, мог рассчитывать на сомнительную помощь плохо вооруженного ополчения Парижа, а против него шли 200 тысяч человек – и он рассудил, что драться он не может. Ему были даны почетные условия, его люди сохранили оружие и отступили на юго-запад, оставляя столицу неприятелю.
Грабежей и поджогов действительно не было – оккупационные войска вели себя в высшей степени дисциплинированно, все необходимое покупалось, а не конфисковывалось, и даже казаки, о которых после 1812 года ходили самые ужасные слухи, вели себя вполне прилично.
Все, кто жил в Париже в то время и оставил свои мемуары, как один, отмечают, что к чувству ужаса при виде иностранных штыков вокруг Тюильри примешивалось и чувство огромного облегчения – да, все было кончено, но наконец-то пришел и благодатный конец войне.
2 апреля 1814 года Генеральный Совет департамента Сены издал постановление, в котором, в частности, говорилось следующее:
«…Обитатели Парижа, мы, члены Совета, предали бы ваше доверие и собственную совесть, если бы по личным соображениям утаили от вас, что все беды, павшие на ваши и наши головы, вызваны действиями одного-единственного человека. Это он год за годом опустошал наши семьи бесконечными воинскими призывами, кто закрыл для нас моря, кто разрушил наши промыслы и отрывал крестьян от их полей и ремесленников от их инструментов…»
Имя Наполеона даже не называлось – это было излишним.
VI
2 апреля 1814 года сенат принял постановление, согласно которому Наполеон отстранялся от власти. К этому прибавлялась в высшей степени многозначительное уточнение – «…вместе со всей своей семьей…». Приписка была сделана по настоянию Талейрана, и в дипломатических терминах она весила тонну. Коленкур отчаянно сражался за то, чтобы основой урегулирования стало отречение императора Наполеона от власти в пользу своего сына, с Марией-Луизой в качестве регента. Ему удалось добиться согласия Австрии – император Франц не возражал против «новой Франции» с его внуком на престоле и с его дочерью в качестве временной обладательницы верховной власти. Его многомудрого министра, Клемента фон Меттерниха, династические соображения не очень волновали, но вот иметь противовес резко усилившейся России в виде Франции (ослабленной, но союзной) ему бы хотелось. Сам царь Александр Первый в качестве преемника Наполеона рассматривал кандидатуру Бернадотта или даже и вовсе думал позволить французам провозгласить Республику, но Талейран спутал карты и Меттерниху, и Александру. «…Только Бурбоны могут восстановить порядок, и только они могут занять свой покинутый престол…» – таково было его мнение, и он постарался поставить всех союзных монархов перед свершившимся фактом…