Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века
Шрифт:
Лейтмотивом иностранных описаний Новгорода XVIII века становится обозначившаяся уже в XVII веке тема контраста былого величия и современного состояния города. В пространственно-временных конструкциях европейских наблюдателей Новгород занимает промежуточное положение между варварством и цивилизацией, конечным пунктом которого был Санкт-Петербург. В XVIII веке Санкт-Петербург, «наследовавший Новгороду как космополитический соперник Москвы» (Д. Биллингтон), становится для европейцев «русским намеком на Европу» (С. Черный). Прежде таким «намеком» был Новгород, в судьбе и облике которого угадывалось нечто общее с будущим Петербургом и который издавна был своего рода мостом между двумя мирами. Может быть, именно поэтому в сочинениях иностранцев Санкт-Петербург в отличие от Москвы никогда не противопоставляется Новгороду.
В XIX веке Новгород был для иностранцев лишь «тенью великого имени», однако он продолжал привлекать их внимание как антипод самодержавия. Для либеральной
Иностранцы обращают все более пристальное внимание на памятники новгородской архитектуры и живописи. Тем не менее Европа смотрела на Россию через призму своих ценностей, критерии оценки художественной ценности произведений древнерусской живописи в Европе еще не были выработаны, поэтому их влияние на представления европейцев об искусстве древнего Новгорода пока еще было довольно ограниченным.
Проезжавший через Новгород в 1805 году немецкий поэт и эстетик Георг Райнбек сумел разглядеть перспективы его развития как одного из культурных центров страны: «Чем бы только он не мог стать, если бы на него обратили должное внимание! Он бы приобрел некое значение, наряду со все поглощающими Петербургом и Москвой, и была бы определенная польза в том, что в глубинке существует множество процветающих второстепенных и третьестепенных в смысле культуры городов».
В начале XX века Новгород становится объектом научного интереса европейских ученых. Тогда же были заложены основы международного научного сотрудничества в изучении истории и культуры Великого Новгорода, получившие развитие уже в послевоенный период.
В следующем столетии Новгород, которому вернули имя Великий, привлек внимание европейских наблюдателей в связи с выработкой основ новой региональной стратегии (новгородской модели), одной из составляющих которой являлась средневековая история Новгорода. Финский журналист Сами Хюрскюлахти отметил, что «Новгород дает наглядное представление о путях развития России, помогает понять их», а его немецкий коллега Эрик Фоллат назвал его «городом надежды».
Приложение.
XX век
Пер Эмиль Брусевиц — шведский экономист, член социал-демократической партии, автор нескольких книг о Советской России. В 1917–1918 годах работал в шведском консульстве в Москве и Петрограде. В 1920-х годах совершил несколько поездок по Советскому Союзу с деловыми и познавательными целями, в том числе на мотоцикле из Петрограда в Тифлис.
Ранним воскресным утром я продолжил свой путь на юг и посетил богослужение в красивой церкви в Чудове. Два длинноволосых священника, облаченных в золото и серебро, пели и освящали третье таинство русских, которое они несли в золотых чашах над головами. Около двадцати крестьянок подносили своих детей и получали от священников причастие и благословение. В нижней части церкви лежат мощи в открытой раке, по обе стороны которой горят восковые свечи. Церковь полна людей. Молодежь и старики встают на колени или падают ниц во время молитв и песнопений священников.
Жители Чудова состоятельны и вместе с тем религиозны. Церковные налоги устанавливаются и собираются местными властями, после чего население организовывает сбор средств и возмещает их. Таким образом, здешняя церковь не лишается своих богатств. В некоторых других церквах значительные ценности (10–15 пудов серебра и большие количества золота) были конфискованы «в помощь голодающим».
В Чудове деревенская дорога сворачивает в сторону от железной дороги и несколько десятков верст идет прямо на юг. Внезапно, прямо посреди крестьянских угодий, вновь начинается мощенная булыжником дорога. Вдали сверкают золотые купола Новгорода. Одиночный экипаж, более широкий по сравнению с обычными извозчиками, в котором под раскрытым зонтом от солнца сидят две женщины средних лет, одетые по моде 1917 года, является свидетельством того, что старая буржуазия в древнем городе влачит жалкое существование. В центре города — большая площадь с памятником тысячелетию. В городе можно поужинать в кооперативном ресторане под названием «Непо» (в честь новой экономической политики) по доступной цене в 60 эре. После ужина я продолжаю свой путь через двойную городскую стену, через мост, через парк с аттракционами, где в воскресный день молодежь катается на карусели и танцует. Далее прохожу одну или две версты по мощенным булыжником улицам и завершаю мой визит в Новгород.
Печатается по: Brusewitz P. E. Bakom Rysslands j"arnrida. Рa motorcykel Petrograd — Tiflis. Stockholm, 1923. S. 20–21. Перевод А.М. Галиновой.
Роберт Байрон — английский писатель-путешественник, журналист. Учился в Итоне и Оксфорде.
На фоне безумия, организованного и действующего полным ходом в большевистской России, ту гостеприимную и спокойную страну, которую описывали довоенные путешественники, теперь уже не узнать. И все же то тут, то там, в местах, избежавших промышленных и политических потрясений последних пятнадцати лет, сохраняется романтический дух «Святой России». Одним из таких мест, как мне показалось, является Новгород. Даже для человека, увлеченного традициями Константинополя, романтика этого города не представляется чем-то полностью архаичным, не связанным с настоящим. Ведь цивилизация России происходит из византийских традиций и с учетом условий современного мира большевизм — законное продолжение этого рода.
В семь утра, когда я остался на платформе Новгорода, глядя вслед выпускающему клубы пара поезду, который уходил на Псков, было еще темно и стоял пронизывающий до костей холод. Нам нашли сани, и мы неслись галопом по спящим улицам, подпрыгивая на ямах и ухабах, пока на фоне слабо светлеющего неба не вырисовались выстроенные в темную линию зубцы, обозначившие стену кремля. Впереди показался въезд в виде арки. Не снижая галопа, мы свернули вправо, с грохотом от конских копыт пронеслись через узкий туннель и остановились у бывшего дворца архиепископа, который теперь служил домом отдыха для ученых. Напротив дворца я узнал очертания собора Св. Софии. Внутри нас ожидала освещенная лампой комната с роскошным гарнитуром из карельской березы, выполненным в позднем имперском стиле, — на золоченых ножках, обитым шелковой парчой с узорами в виде белых цветов на малиновом фоне. Туалет оказался чистым, в нем была приготовлена горячая вода, чтобы побриться. Одна из моих коллег уже чистила зубы над раковиной. На завтрак нам подали кофе с молоком и сахаром, черный хлеб типа нашего «Ховис», свежее масло и холодный пирог с капустой. По мере того как за окнами медленно наступал рассвет, мы стали различать свинцовые купола в форме луковиц и центральный позолоченный купол-шлем Софийского собора — неподвижные и молчаливые под завесой мягко падающих снежинок. На фоне кремовых стен собора линия низкорослых лишенных листвы деревьев выступала среди девственно чистого снега с какой-то тонкой четкостью, напоминая остовы прижатых к земле папоротников. И в одиннадцатом веке они, наверное, выглядели так же, как и сейчас, в двадцатом. Мне это напомнило мазки белой краски на строгом архитектурном фоне, которые присущи иконам Новгородской школы. Когда я делился этим впечатлением с нашим гидом, вошла хозяйка с регистрационными формами. Мой паспорт? Я его оставил дома. Она сделала вид, что неприятно удивлена. Предвидя возможные споры по этому вопросу, я вручил ей мое английское водительское удостоверение и ушел на прогулку, оставив вопрос решаться самим собой, как и получилось.
Город назван Великим Новгородом, чтобы отличать его от выскочки Нижнего Новгорода. В далекие времена эту столицу одного из первых городов-государств почитали настолько, что школьников учили говорить «Господин Великий Новгород». В России осталось сравнительно мало городов, которые восходят к времени до монгольского нашествия тринадцатого века и сохраняют что-то из своего первоначального облика. Среди них главным является Новгород. По своему размеру и очарованию он напоминает такой кафедральный английский город, как Солсбери. Являясь центром большого сельскохозяйственного района, город построен вокруг кремля, а не вокруг территории главного собора. Эту передышку от нервного напряжения, которое мы испытали в Москве и Ленинграде, от этого пугающего политического путешествия, в которое отправился весь народ, и куда этот путь приведет, не может предвидеть ни один из пассажиров, воспоминания об этих двух днях, проведенных в осмотре древнейших русских церквей, воспринимаются как месячный отпуск после года, полного забот. Когда я спросил нашего извозчика, к какой молодежной организации он относится, к комсомольцам (скаутам) или пионерам, и он презрительно ответил: «Ни к какой!», я испытал чувство удовлетворения. Я встретил человека, равнодушно относящегося к своему собственному духовному возрождению, и мир снова стал казаться реальным. Официальные лица, ответственные за сохранение памятников архитектуры и искусства, были, очевидно, рады возможности показать иностранцу, какой научной заботой окружены эти памятники. Иностранцев приезжает так мало — два-три человека в год. Мне было достаточно только сказать, что я хочу увидеть, и все объекты сразу же предоставлялись моему вниманию. Это оказалось приятной переменой после бесконечных ограничений и формальностей, которые так раздражают путешественника во всех других местах.