Великий перелом
Шрифт:
— Может быть все же кофе? Или чая? Я признаться совершенно без них не могу. После отказа от кокаина пью эти напитки почти постоянно. Чтобы хоть немного взбодриться.
— Если можно молока. — чуть помедлив, произнес местоблюститель. — Почти все заключение мечтал попить молока.
— Конечно, — улыбнулся Феликс Эдмундович, видя, что собеседник вроде как пошел на контакт. Снял трубку и заказал кофе для себя, и молока для Полянского.
А тот тем временем листал документы в папке. От чего местами у него удивленно взлетали брови «домиком» и шевелились волосы.
Начал задавать
И где-то через час беседы уже дал подписку о неразглашении кое-каких сведений. В папке-то они были специально подобраны материалы, утечка которых не выглядела критически важной. Но кое-что отдельно пояснять потребовалось.
Самое главное же произошло. Войдя в этот кабинет, он чуть ли не матом в известном направлении посылал Дзержинского. А выйдя — был в целом настроен на некий конструктив, уцепившись за возможность для церкви. Запугать его было нельзя. Как и сломить. Как показало следствие, Петр был человеком совершенно несгибаемой воли. Поэтому ничего кроме сотрудничества не подходили в данной ситуации. И Феликс нехотя пошел на него. Тем более, что, по сути, у него не оставалось вариантов, кроме как дальше загонять ситуацию в тупик, двигаясь по пути Тучкова…
Тем временем Михаил Васильевич Фрунзе встречал очередного специалиста, выписанного из-за рубежа. Антона Флеттнера. Личность эпохальную для всех любителей истории авиации. И не только. Например, он изобрел знаменитые роторные паруса.
Отучившись по юности в Государственном педагогическом колледже Фульды, он имел уровень крепкого средне-специального образования. Но отнюдь не высшее. Нехватку знаний он добирал своей горящей, увлекающейся природой, страстью в деле и выдающимся талантом.
Рядом с ним на стуле сидел Николай Камов. В отличие от Антона он уже в возрасте 16 лет был зачислен в Сибирский Томский технологический институт, став самым молодым его студентом. Закончив его в 1923 году с отличием, по механическому факультету. И став к 1927 году уже очень крепким специалистом по технологии авиастроения и ремонту. И пробовал себя как конструктор, получив от Фрунзе свое маленькое КБ. А вот полет его мысли, в отличие от Антона, был достаточно приземленным, материальным.
— Я рад что вы друг другу понравились. — произнес Фрунзе, оценив встречно неприязненные взгляд двух крепышей.
Переводчик перевел.
И Антон, вслед за Николаем удивленно вскинул брови.
— Друзья, вас обоих увлекает интерес к винтокрылым машинам. В остальном же вы очень разные. И, как мне кажется, эта разность будет очень продуктивной. Она поможет вам дополнить друг друга к пользе общего дела.
— Вы в этом уверены? — осторожно спросил Флеттнер.
— Конечно. Вы, Антон — натура увлеченная. Николай — крепкий инженер-технолог. Это позволит ускорить и облегчить не только разработку опытного геликоптера, но и запуск его в серию.
— И как мы будем общаться? — мрачно поинтересовался Камов.
— Вы, Николай Ильич, будете учить немецкий язык. А Антон — русский. Пока же с вами постоянно станет находится переводчик.
— А чем обусловлен мрачный взгляд этого господина?
— Его зовут Николай Камов. Его взгляд обусловлен тем, что он имел не самое благоприятное знакомство с немцами. После окончания института он работал на заводе, выпускающего самолеты JunkersJ-13. И мастер-немец вел себя по отношению к нему грубо и вызывающе. Что привело к серии конфликтов и, как итог, увольнению Николая Ивановича.
— Сожалею, — нейтрально, но без даже тени сожаления голосом, произнес Флеттнер.
— Что не помешало, — продолжил Фрунзе, — в последствии Николаю Ивановичу не только запустить производство Junkers J-13, отказавшись от помощи немецких специалистов, но и заметно усовершенствовать сам аппарат. Уменьшив пробег и разбег. Он бывает упрям, но он очень упорен и грамотен. И силен именно как технолог. Так что очень рекомендую. Если сработаетесь, то из вас получится отличный тандем.
Переводчик замолчал.
Эти двое внимательно осмотрели другу друга. И хором ответили:
— Не думаю.
Один на русском, второй на немецком.
Фрунзе же от этой реакции только засмеялся. Причем по-доброму и достаточно зажигательно. Что невольно вызвало улыбку у обоих.
— Михаил Васильевич, — спросил Камов, — я слышал вы заинтересовались автожирами…
— Переживаете, что я откажусь от идеи геликоптера?
— Да. — прямо и в лоб произнес Камов.
— Не дождетесь! А если серьезно, то это аппараты разного класса. Автожир — это воздушный мотоцикл. В силу его особенностей он не может быть большим и тяжелым.
— И что же вы ожидаете от геликоптера? — поинтересовался Флеттнер.
— Для начала я хочу легкий аппарат для кораблей, чтобы заменить гидросамолеты. Ничего особенно — просто вертикальная взлет-посадка, два члена экипажа и радиостанция. Это, по сути, проба пера. В дальнейшем можно будет построить геликоптер крупнее. Или, давайте лучше называть эти аппараты вертолетами. Мне этот термин больше нравится. Так вот. Области применения у такого рода аппаратов — огромны. Как транспортные, так и специальные, например, поисковые или патрульные. Он ведь может сесть где угодно — на любой лужайке в лесу. Даже на дрейфующей льдине, спасая людей. И оттуда же взлететь. Можно делать специальные корабли — вертолетоносцы. Они смогут, например, осуществлять контроль акватории от подводных лодок. С неба же их видно хорошо. Потом спасательные операции в случае наводнений или еще какой напасти. Перевозка важных грузов в бездорожье. Эвакуация больных и раненых. Обеспечение работы правоохранительных органов. И так далее. Задач для них — вагон и маленькая тележка. Да тот же воздушный кран при высотных строительных работах.
— А как же дирижабли? — аж подавшись вперед, спросил Камов. — Вы же видите их в роли воздушных кранов.
— У вертолета и дирижабля свои роли и ниши. Сколько сможет поднять вертолет? Тонну? Две? Три? При лучшем раскладе. Во всяком в ближайшие лет двадцать-тридцать. А сколько дирижабль? На порядок больше. При этом он не в состоянии так тонко маневрировать на строительной площадке. И взлетать-садиться где угодно. Вертолет — это более тонкий инструмент с ограниченной дальностью применения. Очень важный и крайне нужный. Дирижабль же этакий воздушный корабль дальнего плавания.