Великий перелом
Шрифт:
Он отправился в каюту, которую делил с Рейвеном и женой Ривкой, чтобы убедиться, не подведет ли он Маврокордато. Скудные пожитки уже почти все увязаны. Ривка удерживала Рейвена на месте тем, что читала польские сказки из книги, которая каким-то чудом уцелела на пути из Варшавы в Лондон, а из Лондона — почти до самой Святой Земли. Если Рейвену читали или же он углублялся в книгу сам, он успокаивался. Все остальное время в маленьком мальчике, казалось, работал вечный двигатель. Мойше казалось, что более подходящего места для вечного двигателя и не найти.
Ривка положила книгу и вопросительно посмотрела на мужа.
— Мы причалим через пару часов, — сказал он.
На Ривке держалась вся семья, и Мойше был достаточно умен, чтобы понимать это.
— Я не хочу сходить с «Наксоса», — сказал Рейвен, — мне нравится здесь. Я хочу стать матросом, когда вырасту.
— Не глупи, — сказала ему Ривка, — мы направляемся в Палестину, в Святую Землю. Ты понимаешь? В течение сотен и сотен лет здесь было очень мало евреев, и вот теперь мы возвращаемся. Мы даже можем попасть в Иерусалим. «На следующий год — в Иерусалиме» — желают друг другу люди в святые дни. А мы попадем туда на самом деле, ты это понимаешь?
Рейвен кивнул, широко раскрыв глаза. Несмотря на тяготы переездов, они сумели объяснить ему, что значит быть евреем и какое чудо стоит за словом «Иерусалим». Для Мойше это слово было волшебным. Он и не представлял себе, что его долгое путешествие закончится в Палестине, пусть даже его привезли сюда, чтобы помочь англичанам, которым нет дела до его религии.
Ривка продолжила чтение. Мойше прошел на нос судна и стал рассматривать приближающуюся Хайфу. Город начинался от самого моря, поднимаясь по склонам горы Кармель. Даже зимой, в холода средиземноморское солнце светило гораздо ярче, чем он привык видеть в Варшаве и в Лондоне. Большинство домов, которые он видел, были ярко-белыми, в этом пронзительном солнечном свете они сверкали, словно облитые серебром.
Между домами виднелись группы невысоких густых деревьев с серо-зеленой листвой. Таких он раньше никогда не видел. Когда подошел капитан Маврокордато, он спросил его, что это за деревья.
— Разве вы не знаете олив? — воскликнул он.
— В Польше не растут оливы, — извиняющимся тоном ответил Мойше, — и в Англии тоже.
Гавань тем временем приближалась. На пирсе было много людей в длинных одеждах — в белых или в ярких полосатых — и с платками на головах. Арабы, спустя мгновение понял Мойше. Неизмеримо далекая от всего, с чем он вырос, реальность обрушилась на него, словно удар дубины.
На других людях была более привычная одежда: мешковатые штаны, рубахи с длинными рукавами, иногда пальто; вместо арабских платков — кепки или поношенные шляпы. Особняком держалась группа людей в хаки, знакомом Мойше по Англии: британские военные.
Маврокордато, должно быть, их тоже увидел, потому что направил «Наксос» именно к тому пирсу, на котором они стояли. Черные клубы угольного дыма, поднимавшиеся из труб старого судна, постепенно сошли на нет, судно плавно подошло к причалу. Матросы с помощью докеров на берегу быстро пришвартовали «Наксос», бросили сходни с причала на судно. Услышав стук, Мойше осознал, что может сойти на берег Израиля, земли, с которой его праотцы были изгнаны две тысячи лет назад. От благоговения волосы на затылке встали дыбом.
Ривка и Рейвен вышли на палубу. Жена Мойше тащила мешок, еще один мешок нес на плече матрос.
Мойше взял у него вещи со словами:
— Evkharisto poly — благодарю вас.
Почти единственная фраза на греческом, выученная им за время долгого нервного путешествия по Средиземному морю, оказалась полезной.
— Parakalo, — ответил, улыбаясь, матрос, — добро пожаловать.
Англичане в военной форме двинулись к «Наксосу».
— Мне можно… нам можно… подойти к ним? — спросил Мойше Маврокордато.
— Идите вперед, — ответил капитан, — я тоже пойду. Для верности. Они должны мне заплатить.
Ноги Мойше застучали по доскам причала. Ривка и Рей-вен держались вплотную к нему. Последним шел Маврокордато. Мойше сделал последний шаг. Теперь он покинул судно и находился на Земле — пусть это всего-навсего порт — Обетованной. Ему хотелось встать на колени и поцеловать грязное, с пятнами креозота дерево досок.
Но он не успел. Один из англичан заговорил:
— Вы, должно быть, мистер Русецкий? Я — полковник Истер, ваш посредник здесь. Мы свяжемся с вашими соотечественниками при первой возможности. Ситуация здесь несколько осложнилась, поэтому ваша помощь будет очень полезной. Совместные действия в одном и том же направлении увеличат наши шансы на успех, вы согласны?
— Я сделаю все, что смогу, — медленно, с акцентом ответил Мойше по-английски.
Он без всякой радости изучал Истера: тот явно воспринимал еврея как некий инструмент, только и всего. Как и ящеры. Лучше иметь дело с англичанами, чем с чужаками, но все равно ему претило быть инструментом в чьих-то руках.
В сторонке другой британский офицер передал Панайотису Маврокордато несколько аккуратно обвязанных столбиков золотых соверенов. Грек расцвел в улыбке. Вот он точно не считал Мойше инструментом, для него пассажир представлял собой продовольственную карточку, и капитан этого не скрывал. На фоне лицемерия Истера его честность была, пожалуй, привлекательней.
Англичанин сказал:
— Пройдемте со мной, мистер Русецкий, вы и ваша семья, у входа в доки нас ожидает повозка. Сожалею, что мы не можем предложить вам автомобиль — сейчас у нас очень плохо с бензином.
Бензина недоставало во всем мире. Странно, что полковник Истер озаботился вежливым объяснением отсутствия топлива. Даже элементарную вежливость он игнорировал: ни он, ни один из его подчиненных не сделал ни малейшего движения, чтобы взять мешки у Мойше и Ривки. Беспокоиться об удобствах для гостей? Но ведь это просто инструмент — что о нем беспокоиться?
Повозка оказалась окрашенным в черный цвет старинным английским экипажем, который, наверно, хранили в вате и фольге в течение двух поколений.
— Мы отвезем вас в казарму, — сказал Истер, забираясь в экипаж вместе с семьей Русецких и рядовым солдатом, который взял в руки вожжи. Остальные офицеры уселись в другую, очень похожую повозку. — Там вас накормят, а затем посмотрим, как вас разместить, — продолжил Истер.
Если бы они думали не только о том, как его использовать, то квартиру подготовили бы заранее. Хорошо хоть вспомнили, что инструменту требуется пища и вода. А вот помнят ли они, что ему нельзя предлагать ветчину?