Великий Сталин
Шрифт:
Я предлагаю читателю ещё раз вчитаться в эти строки и подумать вот о чём…
Сталин не был теоретиком-публицистом, он был реальным, практическим, обладающим огромным общественным весом главой могучего государства. И если он писал о необходимости перехода в будущем к пятичасовому рабочему дню, то это было не благое пожелание мечтателя, а перспективная задача для общества.
Государственная директива на будущее!
Россия Сталина должна была стать – в его представлении – страной, где гарантией подлинной свободы будет фундаментальное образование…
А труд – не Ажиотаж Фондовой Биржи, а Труд, будет гарантией устойчивого процветания каждого, занятого
При этом Сталин оказался единственным в мировой истории главой государства, который практически ставил грандиозные социальные задачи, условием, а не следствием выполнения которых был пяти(!)часовой рабочий день!
И Сталин прекрасно понимал, что «нужно пройти ряд этапов экономического и культурного перевоспитания общества, в течение которых труд из средства только поддержания жизни будет превращён в глазах общества (выделение везде моё. – С.К.) в первую жизненную потребность, а общественная собственность – в незыблемую и неприкосновенную основу существования общества»…
Заметим – Сталин говорил не о принуждении общества, а о его перевоспитании! Так мог говорить лишь великий гуманист.
Но Сталин и был им!..
Более того, он был, пожалуй, наиболее выдающимся в мировой истории практическим гуманистом, утверждающим права гуманизма в мире наиболее весомым образом – державным делом строительства России как Державы Добра.
Да, Сталин оказался наиболее крупным практическим гуманистом в мировой истории потому, что он заложил основы единственно гуманного по своей сути реального общества. И не его вина, что Россия и внешний мир не оценили по достоинству тот потенциал мирового исторического развития, который был заложен трудами Сталина.
Глава семнадцатая
ГУЛАГ так ГУЛАГ!
А сейчас автор уведомляет читателя, что, по здравом размышлении, он изменяет подход к освещению в этой книге темы ГУЛАГа. Вначале я не был склонен очень уж анализировать её, давно набившую мне оскомину, зато излюбленную обществом «Мемориал». Однако по ходу повествования мне пришлось возвращаться к этой теме не раз. И вот теперь я окончательно решил: «Гулять так гулять!», «ГУЛАГ так ГУЛАГ!». И поэтому снова коснусь репрессий 1937–1938 годов, но – уже в иной постановке.
И вначале напомню, что период с середины до почти конца 30-х годов оказался периодом, когда новая Россия стала фактом и год от года набирала внутри страны мощь и влияние, но когда ещё сильной и влиятельной внутри страны была старая Россия.
Старая в широком смысле слова! Я имею здесь в виду то, что ко второй половине 30-х годов в СССР накопилось немало отжившего, связанного как с дореволюционной, так и с послереволюционной (!) жизнью. Стране мешали не только не примирившиеся с новым «бывшие» классического образца. Стране мешали и несогласные со Сталиным в силу политической скудости ума (при огромном самомнении) или просто разложившиеся старые партийцы, а также часть новой партийной и государственной элиты послереволюционного происхождения. Две последние категории к середине 30-х годов стали даже опаснее классических «бывших» с княжескими родословными.
Потомки этого старого и нового «старья» и создали позднее миф
В качестве же своего рода «заставки» к излагаемому ниже я приведу историю командира роты запаса А.Ф. Андреева из села Здоровец Ливенского района Центрально-Чернозёмной области.
Зимой 1931 года он написал заявление на имя секретаря Центрального Комитета ВКП(б) тов. Сталина, начав его так:
«1 октября 1918 года я добровольно поступил на службу в ряды Красной Армии, где находился до 1923 года. Все это время был на фронтах, занимая командные должности до командира полка включительно, ранен…»
Вернувшись домой в село, Андреев стал активным селькором, и его неуступчивость встала многим чинушам костью поперёк горла. В 1930 году его «вычистили» из колхоза и хотели лишить избирательных прав, причём Андреев сообщал, что «в избиркоме в это время был белогвардейский офицер Кожухов Иван Иванович». А потом Андреева и вообще арестовали и посадили за решётку.
Описав свои мытарства, комроты запаса заканчивал:
«…Все заявления затушеваны, а прокурор даже предупредил меня, чтоб я со своими заявлениями не беспокоил. Я водил в бой с белогвардейцами роты, батальоны и полки не для того, чтобы теперь через этих же белогвардейцев сидеть под арестом… Обращаясь к Вам, тов. Сталин, прошу обратить внимание на мое заявление и оказать содействие выйти из создавшегося положения. Революционная законность должна победить, виновники в моем беспричинном аресте должны быть наказаны. Материал на меня находится в Ливенском ГПУ – всё мною изложенное я подтверждаю документальными данными, которые у меня имеются».
На этом заявлении Сталин написал: « Тов. Ягоде. Просьба немедля двинуть кого-либо из Ваших людей (совершенно надежного) и по-большевистски – честно, быстро и беспристрастно разобрать дело и «невзирая на лица». 2.II–31. Сталин».
Как видим, простой человек, уже сидя в камере провинциального отдела ОГПУ, мог невозбранно, не униженным тоном просителя, а как к равному обратиться к Сталину и добиться справедливости.
И этот принцип строго соблюдался все последующие годы. Но когда начались широкомасштабные репрессии 1937–1938 годов, стол Сталина почему-то не оказался завален письмами, подобными андреевскому. Хотя «наверх» писали не без успеха и тогда… Показательный, но далеко не единственный пример здесь – будущий маршал Рокоссовский.
Так не потому ли в те годы не хлынул в Кремль поток писем, что большинство репрессированных зналоза собой реальную, а не «выбитую» в НКВД вину? Ныне, правда, приходится читать в публикациях «демократов» о том, что письма-де шли сотнями тысяч, но «не доходили» до Сталина. При всём при том в «демократических» публикациях документов почему-то по сей день не приведено хотя бы два-три таких «нерассмотренных» письма, «осевших» в «подвалах НКВД».
Но это так – присказка!
Быль же была таковой…
В августе 1936 года в Москве начался первый Московский процесс по делу «антисоветского террористического центра» Зиновьева и Каменева.
В январе 1937 года прошёл процесс по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра», где среди обвиняемых были Муралов, Пятаков, Радек (двух первых приговорили к расстрелу, третьего – к заключению).
На лето 1937 года пришёлся процесс Тухачевского по делу о военном заговоре в РККА, а на март 1938 года – процесс «право-троцкистского» блока Бухарина.