Великий запой. Эссе и заметки
Шрифт:
И наконец, у головастика большая голова, потому что в голове — как доказали современные эмбриологи — сосредоточена организующая и направляющая сила роста.
Среди двуногих без перьев, но с головой, перевешивающей все остальное, то есть тех, кого мы обобщенно называем интеллектуалами, одни подобны булавке, другие — макроцефалу, третьи — ангелочку, четвертые — головастику. В случае с последними есть шанс, что они станут людьми.
Здесь я должен рассказать вам о происхождении нашей головы так, как колдунья из Фессалии поведала о нем мудрецу Энофилию; тот запечатал рукопись в бутылку с терпким вином, а я, прихлебывая, пытаюсь ее оттуда извлечь.
До описания в «Пире» Платона — сферические, сросшиеся
Эта голова, видя внутри и вперед и назад, видела также прошлое и будущее. Ее мозг был вывернут наружу, а органы восприятия обращены внутрь. По сути, все вокруг, весь воспринимаемый мир был огромной массой церебральной материи, и в этом всемирном мозге каждая голова была пузырем. Все, что сегодня мы называем внешним миром, было сконцентрировано между двумя парами глаз, двумя парами ушей, двумя парами ноздрей, двумя парами губ; оно субъективно существовало для каждой из бесчисленных голов. А то, что мы называем внутренним миром, существовало как нечто единое и объективное для всех.
Головам понравилось созерцать между своими лицами отражения мира. От этого удовольствия они начали увеличиваться. В конце концов — уткнулись друг в друга. То, что произошло потом, хорошо показано на фотографиях, полученных с помощью растра: от белого поля с черными точками мы постепенно переходим к черному полю с белыми точками. Мозг оказался заключенным внутри голов, а лица развернулись вовне. Пространство словно вывернулось наизнанку как перчатка; но подобное выворачивание вокруг закрытой сферы постижимо лишь в четырехмерном пространстве, что, кстати, подтверждается и тем, что благодаря своей двуликости первоначальная голова воспринимала время как нечто гомогенное пространству. Вот почему после выворачивания лица разделились и отныне могли воспринимать только какое-то одно направленное время: время стало субъективным и гетерогенным пространству. Продолжение истории вы можете прочесть в «Пире».
Я хотел рассказать лишь о голове. Но аналогичному выворачиванию подверглись и другие части человеческого тела. Куда проще об этом повествует индийский миф: «Существо-которое-существует-само-по-себе пробило отверстия вовне; вот почему мы смотрим наружу, а не внутрь себя. Иногда сознательное существо, стремясь к тому-что-не-умирает, отводит взгляд и обращает его на себя».
Мы разделяем все на голову, грудь и живот, а ведь голова существует не сама по себе, но лишь в связи с другими частями. Лицо, как не раз замечали физиономисты, представляет собой три подвижные плоскости.
Существуют физиономии, на которых все чувствительные органы лица опущены книзу: глаз, ухо, нос — все подчинено рту, хотя сам он всего-навсего пищевое отверстие. При виде таких лиц всегда думается о пастях, мордах и рылах. Существует другой тип, когда лицо словно притянуто к верхней оконечности головы; глаз, ухо, нос и даже рот как бы подвешены к черепному своду, эдакие причиндалы мозга. Таков, например, лик Минервы. Между этими двумя крайними типами мы находим всевозможные промежуточные варианты, представляющие противоречивые черты — один чувствительный орган подтянут кверху, другой оттянут книзу, третий вытянут вперед или втянут назад, или же все сгруппированы вокруг доминирующего органа, например носа, — все виды лиц, которые вы можете увидеть вокруг. Таков реестр естественных лиц. Другой весьма редкий тип — это результат добровольного культивирования, когда все чувствительные органы служат центральному невидимому органу, внутреннему единству: таковы лики традиционных Будд.
Как только лица обратились вовне, люди оказались
И именно из боязни совершить это ужасное открытие мы гримируемся и гримасничаем. И наша голова, лепщица масок и сказительница историй, вместо того чтобы вести нас к истине, превратилась в машину для лжи. Ведь по-латыни говорилось mens, mentiri.Примечательно, что французы отказались от слова chef,которым называли верховодящего или управляющего телом, ради слова teste,которое означает «горшок». Это произошло именно в ту эпоху, когда голова все чаще воспринималась как то, что наполняют, а не то, чем приводят в действие. В ту же самую эпоху человеческие лица в искусстве перестали означать идеи и начали представлять персонажей.
У сведущих в ужасе японцев среди всех придуманных ими чудовищ нет ничего страшнее — насколько я знаю — женщины, с которой вам лучше никогда не встречаться. Она сидит на обочине дороги, обхватив голову руками, а когда вы подходите, поднимает голову: и тогда вы видите, что у нее нет лица.
Предмет, который видится отчетливо, не может напугать. Пугает отсутствие или неясность. В компании мы обмениваемся улыбками, перекидываемся словами «дорогой друг», чтобы не пугать, чтобы не являть себя без лица. Мы боимся испугаться.
Кажется, в японских сказках встречаются вампиры особого вида: это грозно оскалившиеся человеческие головы, которые летают и по ночам осаждают вас как пчелы. Дабы устоять, надо смотреть им прямо в глаза не отрываясь, и так — до самой зари, когда они исчезают.
Это также связано с тем, о чем уже говорилось — мы воспринимаем, подводя все под человеческую схему: черепная коробка, грудная клетка, конечности, брюшная полость. Если одного из этих элементов недостает, значит, мы сами должны это восполнить. Например, кресло, удерживающее брюхо на четырех ножках, подставляет мне свою грудь и руки и предлагает одолжить ему недостающую голову Трубка — не более чем живот; мы предоставляем ей свою грудь, попеременные движения которой раздувают огонь, сжигающий табак, и додумываем, а иногда даже лепим ей голову — чаще всего голову зуава. Мало найдется голов, высмеиваемых так, как головки трубок, и это справедливо; но многие человеческие головы всего лишь головки трубок, головки чисто декоративные, скопированные по старым моделям и не имеющие никакой связи с туловищем и животом, которые их поддерживают — головы, которые постаралось нам вылепить современное образование [7] .
7
В рукописном варианте:«Если мы не можем дополнить используемый предмет, то за это берется наше воображение, и тогда мы начинаем бояться. Мы боимся, что женщина без лица отберет у нас наше лицо; мы боимся, что летающая голова прирастет к нашему телу». Примеч. издателя.