Великокняжеский вояж

Шеллина Олеся

А проблема тем не менее требовала какого-то решения, которое могло бы последовать, если бы упертые попы разрешили нас обвенчать, не дожидаясь семнадцатилетия, а они никак не хотели идти на уступки.

Все это, конечно, озвучено французу, присланному Марией Терезией для консультаций, естественно, озвучено не было, но буквально витало в воздухе.

Как я понял, всех нас вытащили в тронный зал для того, чтобы расставить все положенные точки в предстоящих долгих и нудных переговорах, сразу обозначив позицию Российской империи. Тем более, что ни от моего слова, ни от слова Марии ничего не зависело.

— А почему француз? Почему

именно француз представляет Австрию? У ее величества внезапно умные подданные закончились? — шепотом задал я очередной риторический вопрос, на что Мария тут же ответила.

— Ее величество благоволит господину Грибовалю.

— И что же он сделал такого, что заслужил подобное доверие? — я слегка наклонил голову, чтобы видеть ее. — Великий дипломат?

— Насколько мне известно — великий артиллерист. Отец, еще до того момента, как я поехала сюда, очень хотел, чтобы господин Грибоваль приехал в Саксонию и помог настроить защиту с помощью артиллерии. Но господин Грибоваль в тот раз отказал ему, утверждая, что подучил гораздо более выгодное предложение.

— И что он действительно настолько хорош? — я задумчиво смотрел на довольно смазливого французика. — И почему его тогда послали сюда, а не берегли как зеницу ока?

— Я не знаю, — Мария опять с трудом сдержалась, на этот раз, чтобы не закатить глаза. — Меня по вполне понятным причинам не просвещали в том, кого именно хотят отправить для выяснения ситуации.

Больше я ничего не говорил, потому что на меня в этот момент весьма выразительно посмотрела Елизавета, которой, похоже, наша бубнежка мешала сосредоточиться.

Я не вникал в то, что говорит этот артиллерист, которого не понятно из-за чего подписали за дипломата, и что ему отвечала в этот момент тетка. Хотя она говорила мало, отвечали по очереди Румянцев — отец Петьки, Бестужев и Разумовский. По их ответам было заметно, что они их заранее не согласовали, и вообще, тоже не понимают, что делать. Так что я выключился из происходящего и обдумывал предстоящую поездку.

— Ваше высочество, Петр Федорович, вы так и будете здесь сидеть? — я тряхнул головой и огляделся по сторонам: так и есть, первичная аудиенция закончилась и все начали расходиться по своим делам. По крайней мере ни Елизаветы, ни Разумовского уже в зале не было, как и Бестужева. Румянцев-старший что-то выговаривал Петьке, но они стояли слишком далеко, и я не мог расслышать, о чем идет речь. К господину артиллеристу подошел Панин и со всем почтением пригласил следовать за собой, комнату показывать, куда посла определили. Это, кстати, большая честь, обычно посланники не удостаиваются даже конуры в парке, и селятся в консульствах, ежели таковые имеются, а то и вовсе жилье снимают поблизости от дворца. Обратилась же ко мне Мария, которая вышла из-за моей спины и теперь стояла лицом ко мне. Я поспешил подняться.

— Тебя никогда не задевало, что мужики, вроде меня, сидят, в то время как ты вынуждена стоять на всем протяжении приема? — он пару раз моргнула. Вопрос явно поставил ее в тупик.

— Но, это предписывает этикет, — она нахмурилась. — Я, кажется, догадываюсь, вы имеете в виду, не думаю ли я, что это положение вещей несправедливо? — я кивнул, нахмурившись. Мария упорно продолжала мне «выкать», а это существенно снижало мои оценки ее эмоционального состояния. — Нет, я не нахожу данное положение несправедливым, — она покачала головой. — К тому же, я привыкла. Я же с двенадцати лет стояла

за троном отца.

— Я скоро уезжаю, — поворот в разговоре на сто восемьдесят градусов снова заставил ее несколько опешить.

— Как уезжаете? Надолго? — она слегка прикусила нижнюю губу, а я слегка улыбнулся. Ей это известие явно не понравилось.

— На заводы Демидовых, что на Урале. А надолго ли? Я рассчитываю на годовую поездку. Но, это дорога, поэтому могу и задержаться.

— Год? Тебя не будет целый год? — на бледных скулах Марии появился легкий румянец. — Но что я буду делать здесь без тебя целый год? — я молчал, а она подхватила юбки и побежала к выходу из зала. Вот и поговорили, твою мать.

***

— Данилов, слезай оттуда, — попытался еще раз докричаться до все еще сидевшего на березе Румянцев.

— А это я голос месье Грибоваля слышал? — неожиданно ответил Данилов.

— И что это известие как-то тебе поможет спуститься?

— Вряд ли, просто я бы хотел ему сказать, — Данилов перешел на французский язык, которым, оказывается, владел вполне сносно, — что ему надо попробовать форму каморы на пушках изменить, тогда баллистика точно улучшится. Я ведь читал и труды Робинса, да и труды месье Грибоваля, знаю, о чем говорю.

— Что? Что говорит этот молодой человек? — на дороге у Грибоваля встал Гюнтер и принялся его теснить от несчастной березы.

— Ничего, он просто напуган и несет чушь. Вам послышалось, что Данилов сказал что-то действительно познавательное. Возвращайтесь в свои покои, месье Грибоваль, мы здесь и без вашей помощи сумеем управиться, — Гюнтер мягко, но настойчиво схватил посланника за локоть и поволок прочь. А Румянцев тем временем практически зарычал.

— Если ты, Данилов, еще раз пасть разинешь, чтобы что-то рассказать ему про пушки, то можешь лучше на этой березе сдохнуть. А теперь слезай немедля, пойдем в мою комнату и там ты очень подробно расскажешь о том, что пытался сейчас донести до французика. А если не слезешь, то я не сапогом тебя сброшу, а пулей! — И Петька очень демонстративно вытащил пистолет из-за пояса и направил его на Данилова.

Не став дожидаться, чем закончится снятие этого неудачника, который, похоже, когда что-то ляпнул про пушки очень интересное, раз это что-то заставило самых ближайших моих людей засуетиться, чтобы уволочь его из сада и не дать встретиться в Грибовалем.

— Я должен нормально поговорить с Марией. Мы должны объясниться, и решить, что же действительно с моей поездкой делать, — пробормотал я, оправдывая своим жалким бормотанием то, что собирался сейчас сделать. А ведь я собирался вот прямо сейчас пойти к ней в комнату. Вот и проверили предел моей выдержки, а ведь Елизавета меня предупреждала. Отмахнувшись от посторонних мыслей, я поплотнее запахнул халат и направился к невесте, напрочь игнорируя тот факт, что вообще-то ночь на дворе, она девица, и мы еще не женаты.

По дороге мне никто не встретился. Ах, да, все, кто не спал сейчас в саду пытаются выяснить, что же их разбудило. Даже гвардеец, который должен был охранять вход в крыло, отданное Машке, пытался у окна рассмотреть хоть что-нибудь, и не заметил, как я проскользнул в дверь, оставленного им поста. Я не стал его тревожить, пускай еще посмотрит, но сделал себе зарубку в памяти, настучать на охранничка его непосредственному командиру, а то как-то нехорошо получается. Его поставили охранять фактически самое ценное, а он ворон считает.