Великолепные руины
Шрифт:
И даже камень уронил.
Американка посмотрела вправо, влево, снова вправо, как будто искала остальные дома. Паскаль увидел берег ее глазами: дюжина серо-коричневых хижин. Некоторые пустые, давно покинутые. Дома толпятся у кромки прибоя, точно крабы. И никаких признаков жизни, только злые тощие кошки бродят по площади. Все сейчас в море, ловят рыбу. Иногда сюда по ошибке забредали туристы. Они искали Портофино или Портовенере, а попадали в bruto Порто-Верньону и почему-то ужасно расстраивались.
– Ах, простите, – девушка повернулась к Оренцио, –
Оренцио свою норму разговоров на английском уже выполнил. Он молча пожал плечами. Неловкий коротышка с оттопыренными ушами казался туристам дебилом. Трудно было поверить, что этот полудурок способен управляться с яхтой, а потому за любое, самое простое действие он получал щедрые чаевые. Оренцио свою выгоду отлично понимал. Чуди побольше и поменьше болтай, тогда и денежек отвалят. А потому он все сильнее таращился и моргал.
– Так что, мне самой багаж вынести? – терпеливо и немного растерянно переспросила американка.
– Bagaglia, Orenzio! – крикнул Паскаль.
Господи, ведь девушка поселится в его гостинице! Он побежал по воде к причалу. Английский он знал, но плохо.
– Пожалуйста, – язык во рту едва ворочался, выговаривая чужие слова, – я буду иметь честь. Оренцио доносить багаж для вас. Идите в отель «Подходящий вид».
Американка удивилась, но Паскаль на это внимания не обратил. Как бы поторжественнее закончить? Назвать ее «мадам»? Нет, не годится. Кошмарный язык! Непредсказуемый и опасный, как бездомная дворняга. Одна система спряжений чего стоит! Того и гляди ляпнешь что-нибудь. Паскаль учился английскому у американского писателя. Тот приезжал в гостиницу каждый год и работал над романом о Второй мировой. Что бы сейчас сказал американец? В голову ничего не шло. Интересно, есть в английском аналог итальянского обращения Bella? Надо попробовать.
– Прошу вас, идите, прекрасная Америка!
Несколько секунд девушка пристально смотрела на Паскаля (то были самые долгие секунды в его жизни), а потом улыбнулась и тихонько сказала:
– Благодарю вас! Это ваша гостиница?
Паскаль добрался наконец до причала. Он потряс ногами, чтобы со штанов не текло, и приосанился.
– Да. Гостиница моя. – «Преуспевающий бизнесмен» указал на вывеску. – Пожалуйста.
– И что, у вас забронирована для меня комната?
– О да! Многие комнаты. Все комнаты для вас. Да!
Девушка взглянула на вывеску, потом снова на Паскаля. Теплый ветерок развевал выбившиеся из прически пряди. Американка еще раз улыбнулась: под ногами смешного худенького парня натекла лужа.
– У вас глаза очень красивые. Синие, как море! – сказала девушка.
Она поправила шляпку и пошла по причалу к площади.
В Порто-Верньоне никогда не было il liceo, школы, и маленький Паскаль каждый день ездил в Ла-Специю. Там он и познакомился с Оренцио, своим первым другом. Им на роду было написано стать друзьями, иначе сыну старого hoteliero и ушастому коротышке было не выжить. Иногда зимой, когда на море бушевали шторма, Паскаль даже оставался
Вот и сейчас Оренцио перегнулся через перила яхты и решил сыграть в «безалкогольную» версию.
– Эй, вонючка, что она сказала?
– Ей нравятся мои глаза. – Паскаль не догадался, что игра уже началась.
– Да ладно врать, засранец, не могла она такого сказать.
– А вот и сказала.
– Брехло ты, Паско. Брехло и пидор.
– Это правда!
– Правда, что ты пидор?
– Нет, что ей понравились мои глаза.
– Размечтался, скотоложец! Она – звезда, между прочим.
– Согласен, – ответил Паскаль.
– Вот тупица! Я не про то. Это актриса. Настоящая. Понял? В Риме сейчас фильм снимают, так она оттуда.
– Какой фильм?
– «Клеопатра». Ты что, газет не читаешь, говноед?
Паскаль оглянулся на девушку, взбиравшуюся по ступеням.
– Слишком она светлокожая для Клеопатры.
– Клеопатру играет Элизабет Тейлор. Ну та шлюха, что мужей чужих ворует. А у нашей американки другая роль. Нет, дебил, ты что, правда газет не читаешь?
– И кого она играет?
– А я откуда знаю? Мало там ролей, что ли?
– Как ее зовут? – спросил Паскаль.
Оренцио протянул другу записку. В записке говорилось, что девушку нужно доставить в гостиницу в Порто-Верньоне, а счет за проживание направить в Гранд-Отель в Риме, некоему Майклу Дину, специальному помощнику режиссера студии «Двадцатый век Фокс».
Девушку звали…
– Ди… Морей, – запинаясь, прочел Паскаль.
Имя ему ни о чем не говорило, но всех американских актеров разве упомнишь? Там этих Роков Хадсонов, Мерилин Монро и Джонов Уэйнов как собак нерезаных. Только в одних разберешься, тут же новые появляются. Можно подумать, у них там в Америке целая фабрика по производству знаменитостей. Паскаль оглянулся. Девушка уже поднялась по лестнице.
– Ди Морей, – сказал Паскаль.
Оренцио заглянул другу через плечо и подтвердил:
– Ди Морей.
Что-то в этом имени было завораживающее, и приятели принялись повторять его на все лады.
– Она больна, – сказал Оренцио.
– Чем?
– Я что, врач? Тот мужик просто сказал «больна» и все.
– Серьезно больна?
– Да не знаю я, травоядное! – Оренцио продолжил игру.
Ди Морей медленно шла к отелю.
– Нет, вряд ли серьезно, – решил Паскаль. – Смотри, какая красивая!
– Ну, не Софи Лорен, – ответил Оренцио. – И не Мерилин Монро, если честно.
Еще одна игра, которой они увлеклись прошлой зимой, – ходить в кино и сравнивать актрис.
– Еще бы: она явно умнее. Похожа на Анук Эме.
– Тощая-то какая! – сказал Оренцио. – Это тебе не Клаудиа Кардинале.
– Да уж! – С Клаудией Кардинале никто не мог сравниться. – Но лицо у нее удивительное. Необычное очень.
Оренцио в такие тонкости вдаваться был не готов.
– Знаешь, Паско, даже если бы я трехногую собаку привез, ты бы все равно к ней страстью воспылал.