Великолепный обмен: история мировой торговли
Шрифт:
Более ста лет, с середины XIII по середину XIV века, сухопутный маршрут из Китая к вратам Европы находился в руках относительно стабильных монгольских государств, которые с энтузиазмом поддерживали торговлю, а также религию и культуру покоренных народов. Три из четырех великих монгольских империй в Азии в конце концов приняли ислам. Не приняла только одна — легендарная китайская династия Хубилая, которую быстро ассимилировала древняя китайская культура. Монголы также восприняли ислам и христианство. Хубилай, не доверявший местной мандаринской бюрократии, нанял на службу много иностранцев, в число которых входили и трое Поло.
Примерно около ста
Поло, клан преуспевающих и опытных торговцев, сначала воспользовались окном, открытым внуками Чингисхана. Ибн-Баттута, в отличие от них, был не столько торговцем, сколько кади — мусульманским судьей. Родился он в семье ученых в Танжере, Марокко, в 1304 году, он, как и поколения его предков по мужской линии, изучал законы ислама. По завершении обучения он совершил добровольный хадж в Мекку в 1325 году, через год после смерти Марко Поло.
Дорога, должно быть, понравилась ему, ибо за последующие три десятка лет он преодолел примерно 74 000 миль по Азии, Африке и Европе. Средневековый аналог современного парня с гитарой, губной гармошкой и коробкой для подаяний, пытающегося подзаработать для своей семьи, он торговал своим знанием шариата (священного закона), что привлекало к нему непрерывный поток денег, власти и женщин. Когда тоска, суровые обстоятельства или, иногда, чувство самосохранения требовали продолжить путь, он просто покидал любовниц, жен и детей.
Около XIV века сильная династия тюрок-мусульман отняла Северную и Центральную Индию у индийских правителей и установила султанат в Дели. Самым известным среди этих ранних мусульманских правителей Индии был султан Мухаммад ибн-Туглук, правивший с 1325-го по 1351 год. Время его царствования приблизительно совпадало с периодом эпического путешествия ибн-Баттуты. Туглук прославился военными, сельскохозяйственными и административными проектами. Среди них была печально известная попытка переноса столицы на сотню миль к югу, в пыльную пустынную равнину Декан в Южной Индии; реформа сельского хозяйства Индии, окончившаяся голодом и восстанием, и формирование огромной армии для войны со среднеазиатскими монголами. (Он по большей части забросил последний проект, за исключением отправки в Кашмир войск, которые были разбиты горными племенами.)
Однако подлинной страстью Туглука был шариат. Вскоре после прихода к власти он начал собирать при дворе именитых ученых мусульманского мира. На затратах он не экономил, предлагал сказочные синекуры, жилища и привилегии желанным гостям — мудрым мужам. К тому времени ибн-Баттута находился в горах Гиндукуш на северо-западе Индии. Будучи в пути уже примерно 8 лет и привыкнув странствовать со вкусом (что в те века означало караван вьючных мулов, роскошную походную мебель и шатры, а также небольшую армию рабов и женщин), он почти истощил свой семейный бюджет. Когда до него дошел слух о вакансии при дворе в Дели, он принял приглашение.
По пути он пересек долину нижнего Инда, почитаемую мусульманами как первую область субконтинента, принявшую ислам в VIII веке. Там на его отряд напала банда индусов. Вот что он пишет:
Обитатели Индии в основном неверные (индуисты); некоторые из них находятся под защитой мусульман, живут либо в деревнях, либо в городах. Остальные, однако, населяют горы и грабят путников. Мне довелось быть в числе группы из 14 человек, когда двое конных и 80 пеших индусов напали на нас. Мы же сопротивлялись им и с Божьей помощью обратили их в бегство, убив одного всадника и двенадцать пехотинцев. {141}
Такой была повседневная жизнь средневекового путешественника. Ибн-Баттута и его спутники повесили головы тринадцати несчастных бандитов на стене ближайшей правительственной крепости. {142}Как и Поло, он стал свидетелем обряда сати:
Женщина нарядилась и шла в сопровождении процессии из неверных индусов и брахманов, с барабанами, трубами и зеваками из числа неверных и мусульман. Огонь уже был разведен и в него бросили мертвое тело мужа. Затем жена бросилась на него и оба полностью сгорели. Женское самосожжение, однако, не считается абсолютно необходимым для них… Но когда она не сжигает себя, она отныне навсегда одевается в грубые одежды и пребывает в заключении среди родственников, чтобы хранить верность своему супругу. {143}
Ибн-Баттута прибыл в Дели, где обнаружил один из самых любопытных кредитных рынков в истории финансов. Благосклонность Мухаммада ибн-Туглука, от которой зависел успех всего предприятия (и уж точно удача чужеземного кади ибн-Баттуты), следовало покупать щедрыми дарами. Эти дары, в свою очередь, вознаграждались гораздо более ценными дарами от Туглука, что создавало цепь финансовой зависимости двора. Поскольку такие дорогие подарки выходили за границы возможностей среднего человека, предприимчивые просители почти всегда брали в долг:
Купцы из Китая и Индии начали ссужать каждого вновь прибывшего тысячей динаров и снабжали его всем, что он только желал преподнести в дар… Они предоставляли все свои деньги и себя самих в его распоряжение и выступали перед ним как его слуги. Когда он добивался приема у султана, он получал от него великолепный дар и отдавал свои долги. Это дело процветало и приносило большую прибыль. {144}
Даже если просителю улыбалась удача, расточительство придворной жизни обычно пускало его по спирали займов и долгов. Хотя ибн-Баттута в конце концов стал кади Дели, смотрителем царского мавзолея и сборщиком налогов с нескольких деревень, он накопил долгов на 55 000 серебряных динаров (примерно 4000 золотых динаров).
Ибн-Баттута оседлал не только финансового тигра в Дели, но и политического. Даже для своего времени Туглук был исключительно кровожадным правителем. Его интерес к законам шариата делал его жестоким борцом за чистоту идеи — тенденция столь распространенная в современном мире. Измена, реальная или вымышленная, приблизила конец многих его подданных, а недостаточная приверженность доктрине тоже считалась правомочным основанием для казни. Как пишет один современный ученый:
Одно дело — наказывать мятежников, разрубая их пополам, сдирая живьем кожу или нанизывая на мечи, привязанные к бивням слонов (последнюю казнь ибн-Баттута не раз видел сам). И совсем другое — унижать так знаменитых ученых и святых мужей всего лишь за сомнения в общественном устройстве. {145}