Великолепный обмен: история мировой торговли

Бернстайн Уильям Дж.

Только обещание несметных богатств могло заставить людей пойти на риск почти неминуемой гибели. «Чудеса» рассказывают о купце-еврее, Исхаке, корабль которого был «нагружен на миллион динаров мускусом, а также шелками и фарфором равной стоимости, и почти столько же в драгоценных камнях и украшениях, не считая целой груды чудесных предметов китайской работы». ^{123}

* * *

«Чудеса» продолжаются описанием дара, преподнесенного Исхаком своему другу-мусульманину, вазы черного фарфора с золотой крышкой. Когда его друг спросил, что в ней, Исхак ответил: «Блюдо из (рыбы) секбаджи, которое я приготовил тебе в Китае». Его друг ответил, что этот деликатес, спустя два года, должен был давно испортиться. Когда

они открыли вазу, то обнаружили внутри «золотую рыбу с рубиновыми глазами, с гарниром из мускуса лучшего качества. Содержимое вазы было стоимостью в 50 тысяч динаров». В конце Исхак лишается своего состояния из-за лживых соседей-мусульман, а затем его убивает губернатор Судана, которому было отказано в положенной взятке. ^{124}

Самая длинная история в «Чудесах» трогательно описывает две другие черты средневековой торговли в Индийском океане: беззастенчивую, беспринципную, весьма доходную работорговлю и власть ислама, объединяющую китайцев, арабов, персов и индийцев в единую коммерческую систему, чьи обычаи и законы были понятны повсюду от Багдада до Кантона.

Рассказ начинается, как обычно, с кораблекрушения, на сей раз у берегов Восточной Африки. Выжившие купцы, страшась людоедов, были приятно удивлены приемом, оказанным им местным царем, который даже позволил им торговать: «Торговля шла прекрасно — без пошлин и без каких бы то ни было налогов». После завершения торговли правитель и его подданные проводили купцов на отремонтированные корабли. Когда они были готовы отплыть, рассказчик начинает считать стоимость хозяев на невольничьем рынке:

Этого царя можно продать на оманском рынке за тридцать динаров, слуги его стоят не меньше ста шестидесяти динаров да одежда их стоит динаров двадцать. Таким образом, мы, не подвергаясь никакому риску, выручим за них по меньшей мере три тысячи дирхемов. ^{125}

В обратный путь они отплыли с пленниками. Царь попытался пристыдить купцов, напомнив им о приеме, который им оказали по его приказу, но его мольбы не были услышаны. По пути к живому грузу присоединилось еще более 200 рабов. Все они, включая царя и его свиту, были надлежащим образом проданы в Омане.

Спустя годы судьба вновь привела рассказчика в те же самые воды, и вновь он потерпел крушение у берегов Восточной Африки. Хуже того, его приветствовал тот же самый царь, которого он давным-давно продал в рабство. Рассказчик, перед лицом грозного правосудия, был поражен, когда царь спокойно и вежливо описывает, как его хозяин в Омане привез его в Басру и Багдад, где он принял ислам. Вскоре после прибытия в Багдад он сбежал и после ряда невероятных приключений в Каире, на Ниле и в африканском буше нашел дорогу домой, в свое старое царство, которое также приняло ислам в его отсутствие.

Видимо, торговые обычаи и законы ислама награждают нацию купцов. Они утверждают, что царь обошелся с подлым торговцем хорошо. Как говорит царь: «Скажите мусульманам, чтобы они приходили к нам как братья, теперь мы сами стали мусульманами». Царь жалуется на то, что не может возместить своему прежнему хозяину в Багдаде свою стоимость, «в десять раз больше, чем он заплатил за меня, чтобы вознаградить его за напрасное ожидание». К сожалению, это желание так и осталось неисполненным, поскольку это задача для честного человека, а не такого, как рассказчик. ^{126}

Первый всплеск прямой торговли с центром в Китае, так хорошо описанный в «Акбаре» и «Чудесах», обрушился, когда династия Тан скатилась в нестабильность IX века. По сценарию, печально знакомому современным китайцам в Индонезии, индийцам в Восточной Африке и евреям почти повсеместно, — колонии заграничных торговцев на побережье Китая стали удобными козлами отпущения в те суровые времена.

Уже в 840 году н. э. император Уцзун обвинил в бедах Китая чужеземные учения. В 878 году восстание Хуан Чао опустошило Кантон, погибло 120 тысяч мусульман (в основном персов), евреев и христиан, живших в торговых общинах этого города. ^{127}Не

удовлетворившись избиением купцов, Хуан Чао также пытался уничтожить главный источник экспортного продукта Китая, тутовые рощи на юге страны. ^{128}После бедствий 878 года в Кантоне международная торговля Китая существенно сдвинулась на север в порт Цюаньчжоу в Тайваньском проливе — в легендарный Зайтем (ныне Цюаньчжоу и Зейтун в средневековой арабской литературе) Марко Поло и ибн-Баттуты. Кантон, бывший основным портом для иноземных товаров, смог восстановить свое положение только в наши дни.

Этот более северный перевалочный пункт имел долговременные связи с Кореей и Японией, чьи товары привлекали арабских и персидских купцов. Размер и грузы мусульманских кораблей, некоторые из них требовали для погрузки лестницы в несколько десятков футов длиной, изумляли китайцев VIII—IX веков. Император вскоре назначил инспектора по морской торговле, чья работа состояла в регистрации этих судов, сборе пошлин и предотвращении вывоза «редких и ценных товаров». ^{129}Один из этих инспекторов был знатным человеком по имени Чжао Жугуа, надзиравшим над иноземной торговлей в Зейтуне в начале XIII века. Он дотошно собирал знания и каталогизировал воспоминания сотен тоскующих по дому моряков и купцов в книге «Чжу Фань Чжи», «Описание всего иноземного». Книга была противоположностью «Путешествиям Марко Поло». Хотя Чжао никогда не покидал Китай, «Чжу Фань Чжи» подробно описывает и далекую Малую Азию, и Александрию, включая детали (иногда точные, иногда нет) ее знаменитого маяка. ^{130}

Когда в XIII веке монгольское войско с гиканьем, ворвавшись из северных степей, атаковало Китай, персидские и арабские купцы более или менее монополизировали международную торговлю в Китае. У них было две большие и относительно самостоятельные общины в Кантоне и Зейтуне.

В своей бдительной доброте к заморским варварам наше правительство учредило в [Зайтеме] и Кантоне Особые Инспекции [по иноземной торговле], и если кто-либо из иноземных купцов сталкивается с трудностями или желает подать жалобу, он должен пойти к Особому Инспектору… Среди всех богатых стран, у которых есть большие запасы ценных и разнообразных товаров, никто не превзойдет царство арабов. ^{131}

Многие другие средневековые путешественники описывают нам свою точку зрения. В середине XII века испанский раввин, Вениамин Тудельский, странствовал по всей Европе и Среднему Востоку и докладывал о суете и блеске Александрии и Константинополя. Особенно его впечатлила интеллектуальная жизнь Багдада: «Здесь же имеют пребывание ученые по всем отраслям знания: философы, маги и люди, занимающиеся всякого рода чародействами». Почти в то же самое время мусульманский купец аш-Шариф ал-Идриси, пользуясь покровительством короля Сицилии Рожера II, потомка викингов, пишет географический труд «Отрада страстно желающего пересечь мир», где в подробностях описывает тогдашнюю торговлю на Красном море. Ал-Идриси особенно нравился порт Аден, где он увидел китайские джонки, нагруженные «перцем, с сильным запахом и другим, без запаха, деревом алоэ, а также горьким алоэ, черепашьими панцирями и слоновой костью, эбонитом и ротангом, фарфором и кожаными седлами». ^{132}

Торговый мир этих свидетельств нашел выражение также в ряде анонимных историй, рассказанных Шахерезадой в попытке отсрочить свою смерть от руки супруга в знаменитой «Книге тысячи и одной ночи». Среди них известная сказка про Али-Бабу, Аладдина и, конечно, Синдбада-морехода, которая была записана, вероятно, примерно в XIV веке. ^{133}

Приключения Синдбада вовсе не были сказочками для детей. Многие из них очень напоминали рассказы из «Книги о чудесах Индии». Прочитавший обе книги заподозрит, что многие легенды Синдбада если не полностью заимствованы из более раннего источника, то наследуют общую устную традицию.