Великосветский скандал
Шрифт:
– Так ты, стало быть, живешь в Голливуде? – Катрин с еще большим интересом посмотрела на Оливера. Ну конечно, ей следовало догадаться. Он выглядел как кинозвезда. – Я не могла слышать о тебе? Как твоя фамилия?
– Пауэр. Нет, я ничего такого не совершил, чтобы ты могла обо мне слышать. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь такой день придет.
– Оливер Пауэр, – медленно повторила Катрин. – Буду следить за твоими успехами! Послушай, а ведь жарко! Я хочу чего-нибудь выпить. Тебе что захватить?
– Кока-колу, пожалуйста.
Когда она шла в бар, у нее появилось предчувствие, что пребывание
Миновали две недели. Две недели долгих, жарких, ленивых дней, переходящих в полные истомы, душистые, звездные ночи. Катрин передвигалась медленно и смотрела вокруг чуть изумленно, ее чувства были обострены, а тело испытывало незнакомые, странные ощущения. Оливер стал своего рода стержнем ее жизни, и когда его не было рядом, она испытывала тоскливое чувство и какое-то нервное напряжение, что служило причиной бессонницы. Они оба испытывали какие-то сладостно-горестные чувства, когда встречались и расставались. Катрин должна была какое-то время проводить с Сарой, а Оливеру, продлившему свое пребывание у Розенталей, приходилось исполнять роль вежливого и благодарного гостя. Однако при первой же возможности они оказывались вместе, плавали или совершали прогулки либо просто сидели на берегу океана и тихо разговаривали под шум прибоя и шелест пальм.
Было так радостно узнавать, что в том или ином их интересы сходятся. Беседа между ними текла легко и непринужденно. Робко держа друг друга за руки, они говорили о любимых музыкальных произведениях, фильмах и книгах, обнаруживая такое удивительное сходство во вкусах, что это вряд ли можно было назвать случайностью.
– Только не говори, что ты без ума от Джона Донна! – воскликнула Катрин, когда они шли однажды по пляжу. – Он определенно мой любимый поэт, хотя в школе его терпеть не могли!
Оливер улыбнулся и процитировал:
Дважды и трижды тебя я любилЕще до того, как увидел тебяИ узнал твое имя…Неожиданно он густо покраснел и устремил взор вдаль.
– Это из стихотворения «Воздух и ангелы», да? – подхватила разговор Катрин. – А дальше идет:
Голосом и бесформенным пламенемАнгелы действуют на насИ заставляют поклоняться…Оливер кивнул и сжал руку Катрин. Она искоса посмотрела на него, и ей вдруг отчаянно захотелось поцеловать его в загорелую щеку. Оливер обнял ее за талию и притянул к себе, их бедра соприкоснулись. Жаркое пламя разлилось по венам Катрин, и до боли сильно заколотилось в груди сердце.
В этот вечер она разговаривала по телефону с Дианой.
– Я мечтаю о том, чтобы ты познакомилась с ним, – сказала она матери. – Ты не можешь представить, какой он замечательный.
– А ты расскажи мне о нем, девочка моя, – попросила Диана, испытывая легкую тревогу. Ей тоже было восемнадцать лет, когда она влюбилась в Гая.
– Его зовут Оливер Пауэр, он актер, а не какой-нибудь там безнадежный неудачник. Я думаю, что его семья богата.
– А что у него за семья?
– Семья Пауэр, наверное! – хихикнула Катрин. – Мама, я надеюсь, ты не будешь вести себя как сноб.
– Разумеется, нет, – возмутилась Диана. – Я просто проявляю естественный интерес. Значит, ты еще одну неделю пробудешь с бабушкой и после этого отправишься в Нью-Йорк?
– Может быть… Но я хочу спросить бабушку, не смогу ли я остаться чуть подольше, пока Оливер здесь. Ему не нужно ехать в Голливуд раньше чем через две недели.
– Если ты считаешь, что не злоупотребляешь гостеприимством, то все в порядке.
– Спасибо, мама. Я вскоре позвоню тебе.
– До свидания, девочка. – Диана в задумчивости повесила трубку. Как быстро растут дети, с грустью подумала она, вспомнив Катрин совсем маленькой. Скоро она и Майлз навсегда покинут дом. И на миг Диане стало жаль, что дни их невинности и юности подходят к концу.
Поздним вечером, когда Оливер и Катрин медленно прогуливались по пляжу, девушка почувствовала, что в их отношениях друг к другу появилась какая-то особая деликатная нежность. И еще между ними впервые возникла некая напряженность, какая-то непонятная тяжесть. Катрин ощущала дискомфорт в теле, была взвинчена, груди ее ныли. Дойдя до укромной части пляжа, они остановились под кроной развесистого дерева. Они стояли рядом и смотрели на отражение месяца на спокойной глади моря.
Оливер наклонился и поцеловал Катрин. Она не успела повернуться, и поцелуй пришелся в угол рта. Поцелуй поначалу был деликатный и нежный, затем язык Оливера проник в глубину ее рта, встретился с ее языком, и она ответила ему тем же. Их обвевал бриз, они оставались в этой позе долго, пока Катрин не начала дрожать от все возрастающего желания.
– Катрин, – вырвался хриплый стон из груди Оливера. Он продолжал крепко ее обнимать.
– О, Оливер… Оливер… – Ее голос напоминал ропот моря, которое тихо плескалось о берег.
– Я люблю тебя, я очень тебя люблю! – порывисто проговорил он.
Вместо ответа Катрин спрятала лицо у Оливера на груди и стала гладить волосы, которые курчавились у него на затылке. Ее переполняли неведомые чувства и желания, у нее взмокло между ног, ей страшно хотелось, чтобы Оливер прикоснулся рукой к этому ноющему месту. Она чувствовала, как твердое естество его прижималось к ее животу, чувствовала, что он тоже дрожит. Переполнявшее Катрин желание одолело ее застенчивость и смущение.
– Может быть, мы ляжем? – хриплым голосом проговорила она.
Не говоря ни слова, Оливер осторожно опустил ее на колени. Они стояли друг перед другом в мягком песке. Он медленно стянул с плеч бретельки ее платья. Робкие деликатные пальцы дотронулись до остроконечных грудок Катрин и стали их ощупывать, словно это было редчайшее произведение искусства. Он гладил и ласкал нежную девичью плоть и соски, лишая Катрин последних сил. Затем он медленно опустил ее на песок, накрыв своим телом. Ее бедра были податливы и раздвинулись при первом прикосновении к ним его руки. На какое-то время Оливер замер, словно не решаясь сделать окончательный шаг, который соединит их в одно целое. Катрин подняла голову, чтобы увидеть его лицо.