Велимир Хлебников
Шрифт:
Поэма «Поэт» — одна из вершин творчества Хлебникова: он сам относился к ней как к одному из своих лучших произведений. На Сабуровой даче написаны поэмы «Лесная тоска», «Гаршин», стихи «Ангелы» и «Горные чары», короткие стихотворения. Ангелы в одноименном стихотворении говорят на «ангельском» языке.
Мы мчимся, мы мчимся, тайничие, Сияют как снег волоса На призраках белой сорочки. Далекого мира дайничие, Нездешнею тайной вейничие, Молчебные ночери точки, Синеют небес голоса, На вице созвездия почки, То ивы цветут инеса. Разумен небес неодол И синего лада убава, И песниВ страшных условиях Хлебников создает удивительно светлые произведения. Поэма «Лесная тоска» написана в духе немецких романтиков. Действие ее происходит ночью в лесу, у реки, ее персонажи — Вила, русалка, ветер, другие лесные обитатели. Они морочат голову рыбакам на реке. Но вот наступает утро, рассеивается туман и с ним, как морок, исчезает и лесная нечисть.
Поспешите, пастушата! Ни видений, ни ведуний, Черный дым встает на хате, Всё спокойно и молчит. На селе, в далекой клуне Цеп молотит и стучит. Скот мычит, пастух играет, Солнце красное встает. И, как жар, заря играет, Вам свирели подает.Эксперимент Анфимова удался. Это еще один пример того, в какой причудливой зависимости находится «творческая фантазия» поэта от внешних условий. Не о том ли говорила и Анна Ахматова после всех испытаний, выпавших на ее долю, в стихотворении «Муза»:
Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, висит на волоске. Что почести, что юность, что свобода Пред милой гостьей с дудочкой в руке.В то же время стены сумасшедшего дома, голод и холод были как нельзя более реальны, и врачу надо было давать заключение. Анфимов, во-первых, констатирует, что поведение Хлебникова не является чем-то совершенно уникальным в художественной среде. Он сравнивает Хлебникова со Стриндбергом и Ван Гогом. Как и они, Хлебников «производил впечатление вечного странника, не связанного с окружающим миром и как бы проходящего через него». Подобно Жерару де Нервалю, Хлебников «всем своим существом вошел в жизнь литературной богемы и с тех пор никогда не научился никакой другой жизни».
Анфимов отмечает и другие особенности поведения своего пациента: «Все поведение Хлебникова было исполнено противоречий — он или сидел долгое время в своей любимой позе — поперек кровати с согнутыми ногами и опустив голову на колени, или быстро двигался большими шагами по всей комнате, причем движения его были легки и угловаты. Он или оставался совершенно безразличным ко всему окружающему, застывшим в своей апатии, или внезапно входил во все мелочи жизни своих соседей по палате и с ласковой простодушной улыбкой старался терпеливо им помочь. Иногда часами оставался в полной бездеятельности, а иногда часами, легко и без помарок, быстро покрывал своим бисерным почерком клочки бумаги, которые скоплялись вокруг него целыми грудами».
Итак, врачу необходимо было поставить диагноз, от которого зависела жизнь пациента (если бы Хлебникова забрали в деникинскую армию, он вряд ли бы выжил). «Для меня, — пишет Анфимов, — не было сомнений, что в В. Хлебникове развертываются нарушения нормы, так называемого шизофренического круга, в виде расщепления — дисгармонии нервно-психических процессов. За это говорило аффективное безразличие, отсутствие соответствия между аффектами и переживаниями (паратимия); альтернативность мышления — возможность сочетания двух противоположных понятий; ощущение несвободы мышления; отдельные бредовые идеи об изменении личности; (деперсонализация); противоречивость и вычурность поведения; угловатость движений; склонность к стереотипным позам; иногда импульсивность поступков — вроде неудержимого стремления к бесцельным блужданиям. Однако все это не выливалось в форму психоза с окончательным оскудением личности — у него дело не доходило до эмоциональной тупости, разорванности и однообразия мышления, до бессмысленного сопротивления ради сопротивления, до нелепых и агрессивных поступков. Все ограничивалось врожденным уклонением от среднего уровня, которое приводило к некоторому внутреннему хаосу, но не лишенному богатого содержания».
Таким образом, один вопрос был решен. Но перед врачом встал следующий вопрос: «При наличии нарушения психической нормы надо установить, общество ли надо защищать от этого субъекта или наоборот, этого субъекта от коллектива». Анфимов приходит к выводу, что «защищать от него общество не приходится и, наоборот, своеобразие этой даровитой личности постулировало особый подход к нему со стороны коллектива, чтобы получить от него максимум пользы».
Сам Хлебников в поэме «Гаршин», где описывается жизнь на Сабуровой даче, спрашивает: «Где сумасшедший дом? В стенах или за стенами?» Вероятно, то, что видел Хлебников в Петрограде, в Москве, в Астрахани, на Украине в годы революции и Гражданской войны, заставляло поэта усомниться в наличии здравого смысла у многих представителей рода человеческого. В поэме обитатели сумасшедшего дома обсуждают последние события:
— Ну что же, новости какие? — Пал Харьков, скоро Киев. — Блестят имена Кесслера и Саблина. Старо-Московская ограблена. Богач летит, вскочив в коляску, И по пятам несется труд В своей победе удалой. Но пленных не берут. Пять тысяч за перевязку, А после голову долой. В снегу на большаке Лежат борцы дровами, ненужными поленами, До потолка лежат убитые, как доски, В покоях прежнего училища. Где сумасшедший дом? В стенах или за стенами?Анфимов освободил Хлебникова от воинской повинности. Теперь надо было решить вопрос, что делать дальше. Хлебникову было совершенно некуда ехать. Петников, который приходил к нему и приносил хлеб, бумагу и книги, не мог взять на себя заботы о поэте. Кроме того, вскоре Петников уехал в Москву. Хлебников продолжает жить на Сабуровой даче среди сумасшедших. Тем временем в декабре Харьков был опять занят Красной армией. В город вошли войска Четырнадцатой армии, с ними появились ЧК и Реввоентрибунал.
В город прибыл известный своими зверствами комиссар С. А. Саенко. Как пишет Хлебников, про Саенко рассказывали, что «из всех яблок он любил только глазные». В Харькове начался красный террор. О нем Хлебников расскажет в поэме «Председатель чеки» и других произведениях 1920–1921 годов. По Харькову пошли ужасные слухи о пытках, казнях и массовых захоронениях. В поэме «Председатель чеки» Хлебников описывает эти события:
Дом чеки стоял на высоком утесе из глины, На берегу глубокого оврага, И задними окнами повернут к обрыву. Оттуда не доносилось стонов. Мертвых выбрасывали из окон в обрыв. Китайцы у готовых могил хоронили их. Ямы с нечистотами были нередко гробом, Гвоздь под ногтем — украшением мужчин. Замок чеки был в глухом конце Большой улицы на окраине города, И мрачная слава окружала его замок смерти, Стоявший в конце улицы с красивым именем писателя.Здание тюрьмы находилось на улице Чайковского, которая пересекала Пушкинскую улицу, отсюда эти строки в поэме. Хлебников видит и другие отвратительные черты нового быта. В то время как большая часть населения голодает, «новые господа», как называет их Хлебников, живут в свое удовольствие:
Алые горы алого мяса. Столовая, до такого-то часа. Блюда в рот идут скороговоркою. Только алое в этой обжорке. В небе проносит чья-то рука. Тихо несутся труды — В белом, все в белом! — жрецами еды. Снежные, дивные ломти. «Его я не знаю, с ним познакомьте». Алому мясу почет! Часы рысаками по сердцу бьют Косматой подковою лап. Мясо жаркого течет, Капает капля за каплей. Воздух чист и свеж, и в нем нету гари. На столах иван-да-марья. Чистенькие листики у ней. Стучат ножи и вилки О блюда, точно льдины. Почтенные затылки, Седые господины.