Веллоэнс. Восхождение
Шрифт:
подводного путешествия. Пармен ступал взволнованный, нервно поправлял рукава.
Марх похвалил:
– Справно выдумал, Нир. Чуть цыгана на кикиморе не женили.
Авенир ступал молча, насупился. Пармен мотнул головой:
– Нехорошо это. Не по чести.
Тарсянин возмутился:
– Какая честь? Ты утопнуть хотел? Анцыбулом перекинуться?
Пармен закусил губу:
– Нет. Но так неправильно. Чистую душу обманули. Подло.
– И чего ты хочешь?
Цыган
влага:
– Я вернусь.
Марх удивленно воскликнул:
– Что?
– Да. Объясню, извинюсь. Не могу я так… С девицей.
Сабельщик гаркнул на волхва, схватил Нира за грудки, сильно затряс:
– Чего молчишь, рекрут! Снимай наваждение. Не видишь, околдован.
Авенир вздохнул:
– Это не чары. Это глубже.
Поворотился к юноше, положил руку на плечо:
– Иди, цыган. Даст Высший, свидемся.
Пармен мигом скрылся в коридоре. Марх спросил:
– Зачем отпустил?
Волхв прищурился, вглядываясь вдаль коридора:
– Офелия привела нас к цитадели Зуритая, сама не ведая. Видать этот зал был
для мытья, соприкасался с подземными водами. Низ размыло и стена обвалилась.
Про комнату забыли, мыться – не жрать, можно и без этого прожить. А дверь в
конце коридора завалили. Мы в логове проклятого.
Сабельщик возмутился:
– Отпустил зачем?
Авенир снисходительно посмотрел на Марха:
– Пусть идет, влюбленные в бою негодны. А вместо жертвы огнистым турмам
тебя скормим.
Уперлись в крохотную кедровую дверцу. По косякам вырезаны узоры,
изображены столы, яства, нарисованы захмелевшие пирующие.
Марх осторожно надавил. Дверь не шевельнулась. Сабельщик навалился всем
телом. Потом, забыв об осторожности, разбежался, наддал плечом и скорчился на
полу. Корка, покрывавшая рану, лопнула, по плечу потекла алая струйка, срываясь
частыми каплями с локтя, те падали и взрывались о холодный мрамор.
Авенир направил посох в сторону безмолвного стража. Сорвавшаяся молния с
треском прожгла дерево, громыхнула, разбив завал.
В зале тускло мерцали светильники, запах гнили и отходов забивал нос, душил. Роями носились жирные зеленые мухи, облепляли мертвые тела, лизали
разложившуюся плоть, в которой копошились толстые белые черви. Волхв
осторожно шагнул. В тишине слышались стоны, пустые глаза страдальцев
безучастно следили за новенькими. Авенир почувствовал, как его тронули за сапог, вздрогнул. В каше из тел на парня смотрела обезображенная девочка, на
измазанном лице искаженная улыбка, глаза мутные, с зеленоватыми белками.
едва открывала рот, просила еды. Волхв начал было снимать котомку, чтобы
достать кусок рыбы, но тарсянин перехватил руку:
– Ты что, не видишь? Ей незачем есть.
Авенир с отвращением и ужасом увидел белеющий позвоночник. Он
оканчивался под грудиной, из рваной дыры тянулись лохмотья кишок, сосудов, свисали обрывки желудка. Сдерживая подкативший к горлу ком, акудник
прошептал:
– Почему она еще жива?
Комната заполнилась шепотом, тела что-то говорили, булькали, стонали.
– Это проклятое место, – хрипнуло скорчившееся на столе тело, – Здесь всегда
мрут, но никогда не умирают. Демонам нужна сила, они питаются нашими
страданиями, не давая душе освободиться. Заставляют гнить в этих никчемных
телах.
Труп повернулся и, не удержавшись, плюхнулся на пол. Уже не обращая
внимания на странников, лежал, упиваясь болью. Путники принялись искать
выход. Идти приходилось по трупам, ноги проваливались в грудные клетки, разбивая тухлые кости, вонючая жижа поднималась до колена, заливалась в сапоги.
Тела обреченно вздыхали, бессильно проклинали странников, проклинали Зуритая, проклинали день своего рождения, просили у богов смерти.
– Странно, – шептал про себя Авенир, – быть мертвым, и в то же время, живым.
– А что, – ухмыльнулся Марх, – ведь и в царстве живых есть мертвые. Или, если точнее – полуживые. Прокаженные, например. Им что здесь, что на белом
свете. Я думаю, что есть третье царство. Ну, есть царство живых, есть царство
мертвых. А есть значит и пограничное.
– В каком же лучше? – Волхв смотрел серьезно, задумавшись.
Тарсянин нахмурился:
– Лучше быть живым, либо мертвым. Так все ясно. А этих, э-э-э, полумертвых-
полуживых, нигде не любят. Они, как дезертиры, неясно куда сиганут – туда, или
сюда. Например, наши упыри.
– Что это у тебя? – волхв указал на плечо.
От раны расползалась сеть мелких черных полосок. Линии, вторя сердечным
ритмам, вздрагивали, с каждым ударом становились чуть толще, чуть длиннее.
Авенир пригляделся. Края царапин и порезов раскраснелись, на крупных ранах из
под коросты выделялся гной, текла сукровица. Назойливые мухи, заметив свежую
кровь, припадали к ранам, сабельщик отгонял, но насекомые не обращали
внимания на его усилия.
Акудник протянул посох, стал бормотать заклинания. Ралисту светился
лениво, слабый луч еле скользил по телу, заживляя маленькие царапины и стягивая