Вэлра
Шрифт:
– Не смей меня преследовать! Не смей мне говорить свои колдовские речи, убийца!
– выкрикивал Саша, отступая в рассеченный бесконечными вспышками и громами, шумящий проход между телегами.
Вэлра, усмехаясь, поднялась вместе с синим пламенем под черную завесу, стала растекаться по ней, говоря:
– Беги, беги, если хочешь. Знай только одно: еще до вечера, окруженные пустотою, ты взмолишься. Ты позовешь меня - единственную твою любовь. И я приду! Знай, что я приду и эта, третья ночь, будет нашей!
А Саша, вновь обливаемый дождем, кричал:
– Ты... Ты... Поклянись мне, что больше не причинишь вреда никому!
– Ты сам, не замечая
– усмехнулась Вэлра.
– Чтобы ты никогда не причиняла вреда близким мне людям!
– У тебя только один близкий человек - я.
– Чтобы никогда не причиняла вреда тем людям с которыми я общаюсь! Поклянись, поклянись ты... ты...
– Саша захрипел, закашлялся.
Вэлра махнула рукой:
– Хорошо - больше не буду им причинять вреда, но ты все равно, завтра будешь моим. Все равно - третья ночь будет нашей.
"Никогда, никогда, никогда..." - твердил про себя Саша, убегая по истекающему дождем парку.
Теперь он бежал по асфальтированным дорожкам, и, через какое-то время, вырвался к "рыбьему хребту". Пошатываясь, и все еще твердя: "Никогда, никогда...", подбежал к тому месту, где стоял он в последний раз с Женей, и обнаружил, что земля там выжжена, на земле лежит несколько крупных, бесформенных углей, а больше ничего нет.
Дальнейшего Саша уже не помнил. Кажется он бежал куда-то по темным болотам, а потом, над самым ухом раздался голос "сонного":
– Ведь сказано было - никуда не отлучаться. Придется отсчитываться, где был...
* * *
Очнувшись, Саша обнаружил, что лежит на своей кровати; и что, за сокрытым простынею балконом уже светит день.
И слышались оттуда голоса старушек:
– Вот прямо здесь и разбилась. Говорят молодая, красивая.
– То-то, что это дело непонятное. Здесь целая банда орудует.
– Она то тут и лежала...
И Саше стало тошно от этих голосов и до боли сжалась в нем мысль: "Зачем они говорят о той кого не знаю? Зачем говорят о том, чего не знают, и о том, что забудется? О том, что их не касается?.. В чем смысл этого бесконечного трепа?!"
И тут, откуда-то с края улицы, раздались пьяные голоса:
– Эй ехо!.. Эй, ты, я ж с тобою иду-у-уу!
– А ты то... А ты посмотри-ка.
– и дикий, грубый, мужицкий хохот.
И опять чего-то закричали они - пошлое, несчастное, придавленное.
И еще тошнее тогда стало Саше: "Кто они - эти жалкие создания? Как они Люди дошли до такого ничтожного состояния, что их голоса стали такими ничтожными, бессмысленными? Да и в чем смысл их существования? Зачем они убивают свою жизнь, зачем в пустоте топят минуты? Зачем? Зачем? Что за круговерть их обхватила? Ведь они в пустоте - они живут эту жизнь, только затем, чтобы как-то прожить эти минуты, судорожно стараясь заполнить их хоть чем-то... Неважно - чем, лишь бы только заполнить, лишь бы загородить тленными иллюзиями свое одиночество; пустоту свою..."
И тут разразился треском стоявший на столе телефон - один дребезжащий плевок, второй, третий... С балкона раздался голос сонного:
– Ведь вам же звонят! Что же вы не подходите?
Саша захлопнул балкон, подхватил трубку; дрожащим голосом выкрикнул:
– Да?
А там - голос его давнишнего друга Юры:
– Привет, как поживаешь?
– Нормально.
– Вот что: сегодня наши собираются, поедем за город, шашлыки, купание, выпьем? Ну, что?...
– Да нет.
– вздохнул Саша и тут же скривился, выкрикнул.
– Нет, нет, нет! Слышите - я занят, я очень занят сегодня! Не звони! Не звони мне больше!
Он бросил трубку, повалился на диван. С балкона раздался ленивый голос:
– Нервы. Нервы, понимаю - стресс. Но это надо пережить. Перебороть...
Саша зажал уши... Мысли отчаянно бились в его голове, и не было сил остановить этот поток, хоть тяжесть его и давила - нет он не мог вырваться: "Что же меня, что же всех нас окружает? Ведь, наше окружение навязано судьбою. Юрия я называю своим другом, потому что мы нашли какие-то общие интересы - а интересы - это, опять таки, жажда заполнить чем-то пустоту одиночества. Но, ведь - мы ленивые - мы нашли друг друга на ничтожно малом пяточке - во дворе! Нашли - и довольны! Но почему мы думаем, что на этом ничтожном пяточке можем найти самую близкую душу?... Обман, обман - все обман! Встречи, и бесконечные, забывающиеся потом разговоры - это все желание заполнить пустоту одиночества! Все тленно, кроме этой тяги к единственной, самой любимой душе в этой бесконечности!... Любящие друг друга: вот Женя, и этот любимый ее! Почему они решили, что предназначены друг для друга?! Да - они встретились, они сошлись интересами - да, оба оказались разговорчивыми и, побыстрее, унижая это слово - сказали "Люблю"! Да как они могли... Они, хоть немного сошедшиеся, лишь немного - безмерно мало - испугались, приникли друг к другу. Но Любовь - это, ведь, единение навечно, и в бесконечности - есть лишь одна вторая твоя половинка с которой ты можешь соединиться навечно... А они просто бояться этого поиска. Они находят эту свою ложную вторую половинку и становятся несчастны, или же только тешут себя иллюзией любви... Но Любовь то Одна! Одна вечная, одна среди умирающих времен, среди умирающих богов..."
И тут Саша представил, что было бы, если бы он отчаялся на такие поиски. Что значит искать в бесконечности? Откуда она пришла - эта Вэлра? Сколько же ей надо было искать в бесконечности, чтобы найти такую ничтожно маленькую пылинку, как Он?
От этих мыслей холодные мурашки пробежали по его телу, зазнобило. Что было бы, если бы он осознал свою оторванность, свою чуждость всем окружающим, и понял, что его единственная - затеряна где-то во тьме космоса, в бездне тысячелетий?.. И что, если бы он мог начать такой поиск? И если бы он, в одиночестве, прорывался через бессчетные миры, через тысячелетья - шел к ней, к единственной - и, наконец, нашел ее. Как бы он бросился к ней?.. Смог бы он, после этих, длящихся дольше чем само время поисков, оставить ее? А, чтобы он сделал с теми, кто, по его мнению, причинял этому, величайшему чуду вселенной, единственной и нетленной крапинке - боль?
И от ощущения ужаса одиночества человеческого, и от чувства собственного счастья кружилась голова; тело продолжало знобить...
Беспрерывно уж плыл перед глазами его образ Вэлры, и он понимал, что все бывшее до нее - все пустое мгновенье. Никогда еще жизнь не казалась ему такой пустой, такой темной... В темноте, среди чуждых ему подвижных и недвижимых образов - видел он только одну Вэлру - только она одна значила Все.
И он вскочил, и объявши голову уселся за стол захрипел: "Нет, нет, нет не смей о ней думать! Она же убийца - ничто не может оправдать то, что она совершила..." - он долго еще бормотал, а потом повалился головой на стол и зарыдал.