Вэлра
Шрифт:
Стоявший на том же месте и не моргающий "сонный", как маленького ребенка стал отсчитывать Сашу:
– Вам же было ясно сказано: никуда не отходить. Неужели не понятно, что вы можете понадобиться следствию? А вы уже во второй раз за сегодняшний день...
Тут в Саше вскипел гнев и он, сжавши кулаки, под первые, едва слышные громовые раскаты, довольно громко прокричал:
– А кто вам позволил следить за каждым моим шагом?! Мало ли куда я собрался?! А вы, со своим следствием, можете понять, что чувствую я?! Вы мне помочь можете?! Вот тот же - вот и стойте и помалкивайте!
И Саша развернулся, забывши взять зонтик, забывши закрыть дверь, вылетел на лестницу; и, пока бежал до первого этажа, гнев кипел, гнев разрывался в нем. Он представлял, что "сонный", а с ним и "басистый" и помощники "басистого" будут поджидать его на первом этаже - тогда он разметает их; вырвется на улицу.
Но на первом этаже никого не было, а, когда вырвался он на улицу то и на улице никого не было. Вообще никого, кроме дождевого свежего ветра.
Вечернее небо, уж застлали темно-желтые густые облака, предвестники настоящих грозовых стен, и все уже погрузилось в приглушенную таинственную тень, все шуршало, да вздрагивало, предчувствуя приближенье ливня, но ни одного человека - город, казалось, вымер. Доносился, правда, издали гул, но не понять было - машины то гудят, или же бессчетные громы...
И, пока он бежал до "рыбьего хребта", ни один человек не встретился ему. Когда он перебегал дорогу, ни одной машины не было видно и, лишь за спиной его прогудело что-то, но то могла быть и не машина.
А Женя уже ждала его возле "рыбьего хребта", в нескольких шагах от того места, где он впервые встретился с Вэлрой.
Женя была стройной девушкой, с умным и добрым кругленьким личиком, одета она была в темно-зеленых жакет и длинное платье - по правде, Саша и не узнал ее сначала - потом уж лицо поднялось из глубин дней одиночества...
– Здравствуй.
– улыбнулась она ему сдержанно и, тут же, перевела взор свой на парк - туда взглянул и Саша.
Тянущийся до самого горизонта парк, стал гневным; он потемнел под низко плывущим, клубящимся, черным саваном. Кроны деревьев содрогаясь, изгибаясь переплетались между собой, беспрерывно и громко шумели на всей протяжности, и подобен был парк гневному морю. А там на, самом горизонте, поднималась, до самых туч темная стена дождя, словно цунами. Вершины небоскребов терялись в темных тучах, но и в тех окнах, которые оставались виСашими - не горело, не смотря на сумерки, ни одного огня.
– Какой странный сегодня вечер.
– молвила Женя, которая вообще была человеком мечтательным, поэтичным.
– Какое таинственное; да нет - я бы даже сказала неземное сегодня небо! Кажется, что к этому миру пришла смерть, что эти грозные валы приближаются, приближаются поглощают в себя и леса, и озера, и все возведенное человеком! Какая грозная стихия!
И тут уже полностью заслоненное темнотою небо разом засияло от десятков, а то и сотен дальних и ближних молний. Вместе с раскатами - сначала оглушительными, затем - размытыми расстояниями - хлынул ливень.
Со стороны парка беспрерывно дул ураганный ветер, и вместе со все усиливающимися дождевыми потоками, едва с ног не сбивал. А гул дождя перерос уж в настоящий грохот; стены его уплотнились до такой степени, что парк превратился в бесформенное, с рокотом надвигающееся на них марево. Молнии сверкали уж беспрерывно, со всех сторон неслись их близкие и дальние отсветы, вот, очередная, вспыхнула столь близко, что разрыв от нее едва их не оглушил. Еще несколько протянулись, распахнули свои смертоносные стрелы над самым парком.
– Вот это погода!
– закричала Женя и убрала свой зонт, который попросту унес бы ее с ураганным, хлещущим водными стенами ветром.
– Вот это да! Да такой дождище только раз в году бывает! Хорошо! А, хорошо! Дай-ка руку и радуйся вместе со мной!
И она взяла Сашу за руку, и закричала:
– Что же ты такой вялый, Сашка?! Да радоваться надо жизни! А ты мне звонишь сегодня и начинаешь что-то в трубку мямлить! Ты посмотри - вот это погода! Их-хо! Саша, я тебе кричу - надо быть более энергичным, действуй всегда! Будь более общительным, разговаривай побольше с разными людьми! Сашка!
– она засмеялась, вся уже мокрая, и увлекая за собой Сашу от стены дома, закричала, сквозь оглушительный, наполненный беспрерывным трепещущим пламенными сияньем, летящий на них грохот.
– Оставь свою медлительность, свою вялость! Лети, как этот дождь, как этот гром землю, свою девушку люби! Ох, Сашка, забавный ты парень!
– она засмеялась больше прежнего, сделала еще несколько шагов...
В это время, со стороны парка стала приближаться чреда молний. Они били в землю беспрерывно, и прорывались из облаков так, словно там, над облаками шла огненная сороконожка - и все эти ее ножки налетали, вместе с нарастающим громом на стоящих.
– Вот это да!
– крикнула Женя.
– Смотри, как летит! Нет, ты только посмотри, сколько молний! Я оглохну сейчас!
Молний сверкнула уже за дорогой...
Саша, вздрогнув от ужаса, потянул было Женю к "рыбьему хребту", однако, девушка, с мягкой укоризной взглянув на него, выкрикнула:
– Ты что испугался, что в нас ударит! Да это глупость! Сашка, перебори в себе страх и не забивай голову всякой ерундою! Так же и девушек, как эту молнию не бойся! Знакомься с девушками, радуйся жизни, и ничего не произойдет, вот так...
И Женя, держа по прежнему Сашу за руку, протянула свободную свою, левую руку к небу.
А Саша даже и выкрикнуть ничего не успел...
Из черной клубящейся массы, вырвалась слепящая колонна - грохота Саша не услышал, у него попросту лопнули барабанные перепонки, и кровь хлынувшая из ушей тут же уносилась водяным ветрилом.
Только Женя стояла, протянувши руки в небо, и вот уже осталась лишь черная, прогоревшая насквозь, как уголек мумия. Почернела вся полностью Сашу же тот разряд совсем не задел.
Мумия зашипела, затрещала под водными струями. Разорвалась тут в пыль, которая тут же была прибита к земле - и ничего от Жени в этом мире не осталось.
Саша попятился, поскользнулся на мокрой траве; покатился вниз со склона.
Там разделяла город и парк проезжая дорога, но на ней не было ни одной машины.