Вельтаншаунг. Уровень первый
Шрифт:
Половина минуты понадобились бородатому противнику для того, чтобы подтащить свой проклятый МП-42.
И немец начал поливать обломки лестницы шквальным пулеметным огнем. Сверху все дрожало и искрило. Казалось, фриц сошел с ума. Он не успокоился, пока не выпустил все 75 патронов.
Еще несколько минут я стоял, вжавшись в стены ниши, закрывая уши руками, и ждал, не спустят ли на тросах десантников со снайперскими винтовками, не поймают ли меня в прицел притаившиеся рядом эсесовские штурмовики. Но – нет! Видимо,
Я, кривясь от боли, сел в нише. Болело все тело. Ребра полыхали так, что я опасался переломов.
Да, если бы черный котик не обронил волшебный эликсир, то недолго бы я здесь мучился: день, другой, пока бы не подох, как собака, не в силах скинуться вниз, или выползти наверх.
Я нашарил заветную фляжку в ранце, отхлебнул. Закрыл глаза. Поспать бы хоть чуть-чуть. Что-то я совсем устал. Все равно сейчас нельзя шевелиться, а то ведь нацисты быстро найдут способ, как меня здесь прижучить. Пусть думают, что я погиб.
Локация: тайный спуск
Между портретами была бойница окна: узкая, чтобы пускать стрелы во врага и быть под защитой стен, но, тем не менее, сквозь нее пробивался луч румянящейся зари.
Мир, который построили в этом замке фашисты – изолирован и безумен. Он походит на темницу духа. Можно подумать, что немецкие оккультисты, и впрямь, смогли вызвать бесов себе в помощь. И нечисть откликнулась на их зов. Все эти падшие: Люцифер, Сатана, Дьявол – весь их легион заявился. И они дружно начали истово помогать оккупантам, требуя взамен крови.
Не для того ли и построены концлагеря, чтобы в них ритуально убивали заключенных: холодом, током, пулями? А в рапортах эти апостолы новой черной веры докладывают о якобы научных опытах.
Наверное, в глубине души, они все-таки опасаются возмездия, вот и «шифруются». Как не крути, а научное исследование звучит, действительно, лучше, чем кровавое жертвоприношение.
Вот только здесь, в твердыне их фашистского духа, я все больше убеждаюсь, что не колдуны управляют вызванными монстрами, но – наоборот. Это темные силы заправляют в замке всем и вся.
А черти здесь повсюду: в помещениях, в воздухе, в рогатых и в безрогих эсесовцах. Они все время пытаются проникнуть и в мою голову, чтобы свести с ума. Их много, они разговаривают друг с другом, у них своя иерархия, странный демонический жаргон: не латынь, не немецкий. Какой-то русский, но изобилующий совершенно непонятными терминами.
Аристотель заблуждался, утверждая, что голоса демонов нечленораздельны. Возможно, так было раньше. И это фашисты научили адских тварей говорить! О, боже, кто их замолчать заставит?
Здесь, в замке, безумие правит бал!
Но, коричневая чума, сконцентрированная в этих стенах, пока еще не выплеснулась наружу, во внешний мир.
Там, на свободе, все
Мы никогда не ценим того, что имеем. Я прожил не такую уж и длинную жизнь. Но лучшие мои воспоминания навеки связаны с той Россией, которую мы потеряли.
Я был босоногим ребенком, и мне не было дела до того, как революционеры бьются за народную свободу то со Столыпиным, то с Распутиным.
Я тогда жил в ладу с самим собой.
Помню ночное. Костер, вздымающийся в поле до самых звезд. Фырканье лошадей у реки.
И не забыть те байки, что травили мы, усевшись в кружок. Эти смешные сказки: про анчутку, озоровавшего в курятнике; про лешего, в зипуне одетого наизнанку; про мертвых с косами вдоль дорог.
Мы тогда все верили в доброго царя, от которого жадные фабриканты скрывали истину. Да, славное было время.
Это потом, когда пламя гражданской волны охватило страну, как пожар, приходилось быть осторожным. Власть менялась ежедневно. Нужно быть постоянно начеку. Наверное, именно жизнь выковала из меня разведчика, словно провидению нужно было отправить меня сюда и показать, как человеческое безумие охватывает народы и страны.
Бросив последний взгляд за окно, я потянулся. Какое счастье, что, на этот раз, я выспался по-человечески. Да, шея затекла, но зато меня не преследовал повторяющийся кошмар с фашистом, убивающим меня. Эти начищенные сапоги победителя на уровне глаз – этот образ начинает уже бесить. Наверное, потому, что я боюсь именно такого конца.
Я поднялся на ноги, подошел к краю, посмотрел вниз. Прыгать рискованно: площадка с обрушенной лестницей вся в остроконечных обломках. И всюду торчат штыри арматуры. Можно так неудачно приземлиться, что никакое волшебное зелье уже не поможет.
Но жизнь продолжается. Я расстегнул штаны, помочился, нацелившись на стену, чтобы оставить свое прибежище чистым и в то же время не выдать себя лишними звуками.
Теперь бы умыться и поесть.
Внизу есть столовая, вот только как туда попасть?
Я застегнулся, отметил, что у гимнастерки оторвана пуговица на животе, а в правом рукаве дырка от шальной пули.
Отступив назад, я вдруг поскользнулся, нелепо взмахнул руками и упал, стукаясь головой о табличку с годами жизни мужчины, а ногами – по датам женщины. И тут над головой что-то натужно заскрипело.
Я исхитрился вывернуться и подняться на ноги. Мужской портрет уходил в стену, открывая провал, из которого пахнуло сыростью.
Я с удивлением заметил, что отпечатки моих ботинок попали на две восьмерки. Видать, головой я угодил в восьмерку года смерти ученого. Что ж, это вполне могло быть паролем. Но сам бы я об этом никогда б не догадался.