Вельтаншаунг. Уровень первый
Шрифт:
Стоп!
Меня обожгло предчувствие.
Если этот тоннель предназначен для дрессировщиков, кормящих монстра, то, наверняка, предусмотрены и ловушки, отпугивающие зверей. И если кормить чудовищ приходили этим путем, то свет их фонаря должен высвечивать то, что скрывает мрак.
Не успел я подумать, как из стены вырвалось пламя. Я отпрянул, а потом засмеялся. Огонь был ненастоящим. Напоминал бенгальский: много шума, искр, но никаких ожогов. Да, то, что нужно.
Вот только если немцы своих убийц создавали не из глины, точно големов, а из людей, то зачатки интеллекта никуда
Не успел я об этом подумать, как механический голос, точно с грампластинки, предупредил: «Ни шагу вперед!»
Это что-то новенькое. Наверное, я задел нить, которая держала в подвешенном состоянии иглу граммофона, та опустилась, механизм заработал. Но ведь чудища не понимают человеческую речь. Или я не прав?
Рисковать не хотелось.
Я снял ремень и кинул его перед собой. Вжик – из стен с обеих сторон выскочили мечи, со свистом рассекшие воздух. Нет, здесь не проскочить. Тем более, не видно, на каком расстоянии друг от друга мелькнули лезвия.
Но раз люди здесь ходят, стало быть, механизм непременно отключается. Я начал простукивать и обшаривать стены. На уровне глаз я нащупал выключатель, нажал кнопочку. Полумрак озарился светом ламп.
Я стоял на границе природного тоннеля и усовершенствованных коридоров подземелий. Меня встречала красная кирпичная кладка, значит, скоро будет и выход. Проемы для мечей: по четыре с каждой стороны. Да, нашинкуют мелко.
Я посмотрел на испорченный ремень, разрезанный на лоскуты, валявшийся на земле и подумал, что скоро добуду себе новый, немецкий: сниму с первого же убитого нациста. И все же я ощутил чувство утраты.
Странно, мы так прикипаем к обычным предметам, которые окружают нас повседневно, что они перестают быть вещами, а становятся фрагментами воспоминаний о ком-то или о чем-то. Вот и этот ремень я носил на счастье, суеверно считая, что он спасет мне жизнь. По сути, так и произошло. Я встряхнул головой, чтобы разогнать несвоевременные мысли и тут только увидел рубильник.
Господи, как все просто!
Я поменял положение рычагов и швырнул вперед рюкзак. Мечи остались в тайниках.
Я торопливо бросился вперед, на бегу подхватил рюкзак и, миновав, опасную зону, остановился с безумно колотящимся сердцем. На уровне глаз снова оказался выключатель, ниже которого находился второй рубильник для включения механизма с мечами. Пожав плечами, я нажал и на кнопочку, и на рычажки.
Тоннель снова погрузился во мрак, но это уже не имело значения, потому что, преодолев опасную зону, я уперся в обычную деревянную дверь. Хотелось верить, что по ту сторону меня не ждут автоматчики.
Собравшись, проверив, снят ли предохранитель, я пнул дверь сапогом, ворвался в новое помещение и закричал:
– Стоять, ять, бояться!!! Всех убью, один останусь.
– Was ist das?[4] – удивился благообразный упитанный мужчина с аккуратными бакенбардами, откладывая в сторону журнал «Сигнал».
Это был первый мужчина в
– Это вы – господин сбежавший шпион? – невинно поинтересовался хозяин.
Я растерялся.
– Фрау Грюнвальд и фрау Блоксбери мне все уши прожужжали о том, как вы пощадили фрейлин Изольду. Не думайте, господин шпион, что все немцы звери и фашисты. Пойдемте, молодой человек, я вас накормлю. Да и ремень вам понадобится. Вы же, как мальчишки, вечно всюду носитесь с полными ранцами, набитыми карманами, да и за пояс надо напихать пистолетиков. Что ж, я понимаю, у самого трое сыновей. Представляете, они пошли служить в СС, потому что у них была самая красивая военная форма в мире. Ну не сороки ли? Они же меня сюда и пристроили.
– Помолчите! – рявкнул я. – Где мы? Сколько солдат рядом?
– Таки вы удивитесь. Мы в подсобном помещении кухни. Выхода на улицу или на помойку отсюда нет. Понимаю, вы очень на это надеялись, но увы… Зато и охраны нет. Солдаты сыты. Женщин я отпустил до шести вечера. Ну, знаете, у нас ведь вчера обрушилась лестница в башне. Конечно, это всех напугало. Патрули усилены, но они все наверху, потому что под нами – только ад. Так что для вас – проход свободен.
Я помялся:
– Вы предлагали провизию. Серьезно?
– А разве вы не человек? Нашим шелкоперам, я вижу, не удалось вколоть вам их чудовищную вакцину. У вас две руки, две ноги. Посередине, надеюсь, мозги. Мы похожи. Я ни с кем не воюю. Мне просто нужно выжить. Отчего бы мне не накормить вас? Может быть, вы никогда не выберетесь из нашего замка. А большего я для вас сделать и не могу.
Я проследовал за главным поваром через пустую столовую в кабинет, на котором значилось: «Заведующий продовольственным складом».
– Не удивляйтесь. Я и повар, и начальник. Нормальных людей всегда и всюду не хватает. – усмехнулся немец. – И вы подумали правильно. Я, в самом деле, каждую неделю привожу провизию из города, но в машине со мной едут еще трое солдат, чтобы грузить мешки.
Мы вошли. Хозяин налил мне дымящегося горохового супа, наложил картофельного пюре с котлетой, придвинул стакан с красным вином.
– Ах, да! – хлопнул себя по лбу немец и попробовал еду из моих тарелок, и сделал глоток из граненого стакана. – Ешьте, не беспокойтесь.
Пока я торопливо глотал, завскладом сложил мне в рюкзак хлеб, тушенку, нож, ложку, бутыль с вином и штопор.
– Почему вы предаете своих? – спросил я с набитым ртом.
– А почему вы меня не пристрелили как крысу? Мы ведь для вас животные.
Я смутился и покраснел.
– А, ну понятно! – кивнул сам себе мой собеседник. – Вы видели наших генетических солдат. Согласен, это ужасно. Из хороших офицеров сотворить такое! Но, с другой стороны, за верность заговорщикам их ждал расстрел. Оно: то на то и выходит.
– Они убиты. – сказал я.
– Это вы их? – удивился немец.
– Смеетесь? – изумился я. – Ваши в них стреляли-стреляли, огнем жгли-жгли, прежде, чем те упали. Одному человеку невозможно им противостоять.
– Особенно мне жаль Карла. – повесил голову мужчина.