"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Он услышал смех ребенка и посмотрел на Брауна — тот, спустившись с крыши, присев на шкуру, пощекотал сына и гордо сказал: «Вот, улыбаться уже начал, и меня узнает».
— Узнает, — Волк обернулся и, подняв парку, одевшись, вздохнул: «Ты поешь, Джон, а я не голоден что-то. Пойду, к морю прогуляюсь».
Джон посмотрел вслед белокурой голове и услышал рядом голос Энни: «Оленину я сама жарила, садись».
— Как мама? — он наклонился и поцеловал ее руку.
Девушка покраснела и рассмеялась: «Со вчерашнего вечера только и делает, что спрашивает, как я себя чувствую, — будто я из стекла сделана и могу разбиться».
Джон оглянулся, — за углом сарая никого не было, и, быстро обняв девушку, поцеловав ее, сказал: «Как приедем в Лондон, сразу и обвенчаемся. У меня деньги там есть, от папы, на свой корабль хватит, пусть и маленький».
Энни разрезала оленину, и, тихо, не поднимая глаз, ответила: «Ну да, оттуда, из Бервика, можно в Норвегию ходить, или в Данию».
Джон потянул ее к себе, и, устроив светловолосую голову на своем плече, привалившись к бревенчатой, теплой стене фактории, хмыкнул: «Ни в какую Норвегию, или Данию я не собираюсь, любовь моя. Я собираюсь ловить рыбу и каждый вечер обедать с тобой и детьми. А потом укладывать их спать и рассказывать про Свальбард и Новый Свет».
Энни взяла его руку, и, прижав к своей щеке, тихо проговорила: «Спасибо тебе, Джон».
Мэри сидела на камне, покачивая младшую дочь в перевязи. Она поправила на Марте капюшон и вздохнула: «Вот, видишь, как случилась, милая — еще года тебе не будет, а уже тетей станешь. А я — бабушкой».
— Матушка порадуется, — подумала Мэри, поднимаясь, подходя к самой кромке воды. «Пусть дети едут в Лондон, там дитя родится, а потом в Нортумберленд его отвезут. Джон хочет судно купить, рыболовецкое, обоснуются в усадьбе и будут жить спокойно. А мы с Мартой тут останемся. Жалко, конечно, что я внука не увижу, или внучку — но что тут поделаешь».
Она достала из кармана парки тетрадь в кожаном переплете и посмотрела на изящный, ровный почерк брата. «Корабли из Лондона будут приходить раз в год, в начале лета — забирать меха и оставлять вам товары для торговли с местными жителями. Не забывайте аккуратно вести учетные книги, с теми же кораблями их надо будет посылать в Лондон — для проверки».
— Пошлем, — хмыкнула Мэри, и, закрыв тетрадь, услышала сзади чьи-то шаги.
— Тоже не обедаете, Марья Петровна? — спросил он смешливо, наклонившись, заглянув в перевязь. «Какая она хорошенькая, — подумал Волк, любуясь девочкой. «Ну да, и бабушка, и мать — красавицы».
— Я поела, — она вздохнула и Волк улыбнулся: «Это, конечно, дело не мое, Марья Петровна, но слышал я, вы тут остаться хотите, а дочку с зятем в Лондон отправить?»
Женщина нежно покраснела. «Будто заря утренняя, — подумал Волк. «Как это там, у Гомера — ранорожденная вышла из тьмы розовоперстая Эос».
— Джон со мной говорил, вчера, — он все смотрел на белокурые, коротко стриженые волосы, позолоченные полуденным солнцем.
Тонкие губы улыбнулись. «Видите как, Михайло Данилович, тридцать пять мне этим годом было, а я бабушкой стану. Ну да, — Мэри вздохнула, — Джон мальчик хороший, он в Энни души не чает, и она в нем — тоже».
— Я дедушкой стал, как мне сорока не исполнилось, — ворчливо отозвался Волк, — это, Марья Петровна, бывает. А вот Марфу Федоровну бы вашей матушке показать, порадовать ее внучкой еще одной, — он ласково посмотрел на длинные, темные ресницы спящей девочки.
— Тут тоже кому-то жить надо, — твердо ответила Мэри. «Тут английская земля, тут мои люди — не могу я их просто так бросать, Михайло Данилович. Пойду, — она вдруг улыбнулась, — посмотрю, что там Констанца с Энни для ребенка приготовили, и скажу Николасу, чтобы корабль укрепил».
— Зачем? — удивился Волк.
Мэри указала на залив. «Вы не смотрите, что сейчас так тепло, Михайло Данилович. К вечеру буран поднимется».
Он взглянул на темную полоску туч над горизонтом и вдруг заметил какое-то движение среди льдин. «Трое, — посчитал Волк, — и крупные какие».
— Я завтра на рассвете Марту с миссис Браун оставлю, — услышал он спокойный голос Мэри, — и пойду, — она кивнула на лес ледяных зубцов и трещин, — отгоню их подальше. Они после выстрелов больше не появятся, стали оружия бояться, ученые. Опять же, — она нагнулась и подобрала свои рукавицы, — мясо нам пригодится, и шкуры вы сможете взять с собой, в Лондон.
— Позвольте мне, — вдруг сказал Волк и тихо, едва касаясь, помог ей надеть рукавицы.
Женщина тяжело, глубоко вздохнула и сказала: «Вон, Джон вам машет с холма, обед закончился».
Она ушла, а Волк, постояв немного, направился к будущей фактории — все еще чувствуя рукой прикосновение ее тонких, нежных пальцев.
Мужчина вдруг приостановился и крикнул ей вслед: «Марья Петровна! Я завтра с вами пойду, туда — он кивнул головой на залив.
Мэри повернулась и, подойдя к нему, вскинув голову, спросила: «Вы на медведей когда-нибудь охотились, Михайло Данилович?»
— Много раз, — ворчливо ответил Волк, и, усмехнувшись, добавил: «Я в Сибири жил, не забывайте».
Мэри недоверчиво окинула его взглядом — с головы до ног, и коротко сказала: «Хорошо».
Над серым, туманным горизонтом едва виднелась тусклая полоска рассвета. «И, правда, — подумал Волк, — как много снега выпало, ветер всю ночь завывал. Так резко похолодало.
Хорошо, что у Николаса паруса были свернуты, наверняка ведь порвало бы. Но открытая вода все равно осталась, не замерзла».
— Теперь уже не замерзнет, — будто услышав его, сказала Мэри. Она шла впереди — неслышно, легко двигаясь. Наклонившись, замерев, она шепнула: «Они уже здесь, следы свежие. Трое. Нам надо разделиться, Михайло Данилович, так мы больше возьмем. Знаете, куда стрелять?»
Он кивнул и так же тихо сказал: «В шею, или в грудь».
Мэри быстро, мгновенно улыбнулась, и, пожав ему руку, скользнула за ледяной зубец. Волк подождал, пока ее шаги затихнут и пробормотал: «Это тебе не на оленей охотиться». Он проверил мушкет и застыл, вспомнив слова Тайбохтоя: «Чем больше ты шумишь, тем меньше зверя добудешь, они тебя стороной начнут обходить».