"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Как ваша охота?»
Женщина улыбнулась. «Лед треснул, Майкл в воду упал, но все будет хорошо, он спит сейчас. Можно, конечно, — она, нагнув голову, шагнула в тепло палатки и услышала размеренный голос Констанцы. «Натуральный логарифм может быть определён для любого положительного вещественного числа a как площадь под кривой. оставь место для формулы, я потом сама ее впишу».
— А что такое «площадь под кривой»? — спросила Энни, которая сидела, скрестив ноги, на возвышении, положив на колено тетрадь.
Констанца, расхаживающая по палатке, на мгновение остановилась и уперла руки в поясницу. «Аль-Хазен, арабский математик, тот, что написал «Книгу об оптике», в своем трактате «Об измерении параболического тела» проводит вычисления, которые мы сейчас называем интегральными. Пиши дальше, я еще объясню».
Николас покашлял и Констанца, отбросив с лица рыжие волосы, улыбнулась: «Все хорошо идет, не волнуйся, милый. Скоро возьмем сына на руки».
Он наклонился и, поцеловав ее, едва слышно сказал: «Ты только помни — я тебя люблю, я тобой горжусь, и так будет всегда».
— Угу, — Констанца наклонилась и застонала. «Все, — твердо сказала Мэри, — хватит диктовать.
Николас, иди в кладовые, Энни, посмотри, как там Марта, у миссис Браун, и загляни к нам в палатку — там мистер Майкл спит, он в воду упал».
— С ним все хорошо? — озабоченно спросила Энни, натягивая уличную парку.
— Да, — Мэри чуть покраснела, и Констанца посмотрела на нее — пристально.
Когда все ушли, женщина вымыла руки, и, опустившись на колени, осмотрев Констанцу, весело сказала: «Ну, ты тут так нагулялась, что родишь уже скоро».
Констанца внезапно вцепилась сильными пальцами в плечи Мэри, и, часто дыша, ответила:
«Не рожу, пока не скажу тебе кое-что. Майкл и я…»
— Я знаю, — Мэри поднялась и нежно отерла пот с ее лба. «Он мне говорил, Констанца. Все будет хорошо, не думай сейчас об этом». Мэри подставила ей руку и подтолкнула к возвышению: «Пойдем, а то Джордан уже близко. Почему ты так уверена, что мальчик?
Какая-то математика?»
— Я, — сказала Констанца, опускаясь на тюленью шкуру, раздвигая ноги, — гадала, Мэри. Ну, с кольцом».
Женщина расхохоталась, и, поцеловав Констанцу в щеку, заметила: «Ну, значит, и точно — сын у вас будет».
Энни просунула голову в палатку и ахнула: «Мамочка! Позвать дядю Николаса?». Констанца сидела на возвышении, держа в руках сверток из шкур. Оттуда доносилось сердитое, настойчивое попискивание. «Какой красавец, — Мэри наклонилась над плечом женщины.
Констанца приложила сына к груди и задумчиво сказала: «Папа Джон мне рассказывал о моем отце. И дядя Джованни — тоже. Ну, вот приедем в Лондон и покажем Джордана — и ему, и миссис Марте, посмотрим, что они скажут. Потому что мне кажется, — она поцеловала темную голову новорожденного, — что Джордан напоминает своего дедушку».
Констанца застыла, улыбаясь, поглаживая маленькую ручку, что цеплялась за ее грудь, а Мэри шепнула дочери: «Пусть дядя Николас придет, да. Тут уже все закончилось, да впрочем, это у нее, — она понизила голос и оглянулась на Констанцу, — и четверти часа не заняло, всем бы так».
— Мэри, — услышала она деловитый голос, — подай мне тетрадь и карандаш, пожалуйста, мне надо вписать формулы в предыдущую диктовку.
— Ну, приведи Николаса, — Мэри подтолкнула дочь, и, оглянувшись на Констанцу, сказала: «Я к себе пойду, если что».
— Угу, — женщина покачала ребенка. «Спасибо тебе Мэри, — она подняла голову, — спасибо большое. И помни, я всегда…»
— Я знаю, — Мэри обняла ее и еще раз шепнула: «Я знаю, Констанца. Я тоже, — она полюбовалась мальчиком и строго сказала: «Ну вот, ты у нас помылся, сейчас папа придет, и ложитесь спать, все вместе. Пока все равно метель, нам не скоро отплыть удастся».
Джордан выпустил грудь и важно ответил: «А!». Мэри рассмеялась и, пощекотав его, услышала спокойный голос Констанцы: «А ведь рыбу-то половить можно, хоть и метель. В ручье, он же тут рядом. Пусть Энни с Джоном туда отправятся, а ты с Мартой — тоже поспишь, устала ведь».
Мэри ярко покраснела и, ничего не ответив, — вышла из палатки.
Николас скинул уличную, тяжелую, заснеженную парку и, повесив ее на раму для одежды, благоговейно спросил: «Можно?»
— Иди сюда, — Констанца поманила его. «Посмотри на Джордана, я ему о логарифмах рассказываю, а он — слушает».
Николас устроился рядом и, обняв жену за плечи, шепнул: «Сыночек?»
Джордан открыл один темный глаз и внимательно оглядел отца. Николас улыбнулся и, целуя жену куда-то в ухо, сказал: «Одно лицо с тобой, одно лицо, любовь моя. Такой же красавец».
— У него уши, — смешливо отозвалась Констанца. «Большие. И торчат. И нос длинный. И рот большой».
— Язык, — хмыкнул муж, привлекая их обоих к себе, — наверняка, тоже длинный. Как у мамы, и дедушки. И у второго дедушки тоже, кстати».
— Это, — сказала Констанца, отложив тетрадь, устраиваясь под шкурами рядом с мужем, — мы еще посмотрим.
Джордан недовольно сказал: «А!» и Николас, укладывая их у себя в руках, ответил: «Ну, вот видишь. Наш сын уже не согласен».
Сквозь сон он почувствовал прохладную, мягкую ладонь на своем лбу. «Вот видишь, — сказала Мэри, — жар спал. Только тебе надо еще отдохнуть. А у Констанцы и Николаса родился мальчик».
— Джордан, — Волк, не открывая глаз, рассмеялся. «Иди сюда, — он потянул Мэри к себе и поднял ресницы. Она сидела рядом, устроив Марту в перевязи, и вдруг, подперев подбородок кулачком, озорно спросила: «А что это вы, Михайло Данилович, семь лет назад все это, — Мэри махнула головой куда-то в сторону залива, — мне не сказали?».
Он потянулся и забросил руки за голову. «Ну как же, Марья Петровна — Волк рассмеялся, — я на вас смотрел, сами же видели, наверное».
— Видела, — согласилась женщина. «Ну, да я подумала — вы не из тех, кто торопится».