"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Волк улыбнулся и подумал: «Господи, а я ведь помню, как к батюшке люди приходили.
Шести лет мне не было тогда. Он меня усаживал рядом на лавку, и смеялся: «Ну, слушай, Михайло Данилович, запоминай — как в разум войдешь, и ежели меня не станет — к тебе за советом потянутся. Весь город я под собой держу, сие не шутка — когда и похвалить надо, когда и наказать, да так, чтобы другим неповадно было».
— Пойму, — он пристроил Марту удобнее и еще раз повторил: «Пойму».
Мальчик говорил, глядя на быструю воду ручья, запинаясь, и, Волк, наконец, легонько рассмеялся:
— Ты бы не мне это все говорил, дорогой, а теще своей, вон, ее и отсюда видно, — Волк прищурился, — она там с женщинами оленину режет, у очага.
— Я скажу! — горячо ответил Джон. «Сегодня же. Только мне стыдно, мистер Майкл, — он опустил голову, — папа мне говорил, что мужчина так не должен себя вести, это недостойно, то, что я сделал».
Волк помолчал и ответил: «Ну, зато ты сейчас пойдешь, и все исправишь. И помни — теперь ты не один, у тебя жена, дитя родится, — ты теперь за них до конца дней отвечать должен.
Так что, — он улыбнулся, — раз взялся, так и делай.
— Я все сделаю, — мальчик помолчал. «Я Энни так люблю, мистер Майкл, мы ведь четыре года уже рядом. И я никогда, никогда ее не обижу».
Марта проснулась, и, почувствовав незнакомый запах, недоуменно сказала: «У!».
— Сейчас к маме пойдем, — успокоил ее Волк, и, добавил, глядя на Джона: «Мой сын старший, Дэниел, твоих лет был, как обвенчался. Дитя у него тоже — родилось, ему и двадцати не было. И у меня так же случилось. Ничего страшного, — он обнял мальчика и тот улыбнулся:
«Спасибо вам, мистер Майкл. Я все сделаю, как надо».
Тунерк принес палку и посмотрел на хозяина преданными, янтарными глазами. «Да отдохни, старина, — рассмеялся Николас. Пес присел рядом и, положив нос ему на колено, вдруг тихо, протяжно завыл.
— А медведи тут близко, — еще успел подумать Николас, как сзади раздался шорох, запахло апельсином, и нежный голос сказал: «Ну что случилось?»
— Ничего, — он все глядел на залив. «Ничего, Констанца».
Она одним быстрым, неуловимым движением оказалась рядом, и, положив голову ему на плечо, отбросив свой капюшон на спину, вздохнула: «Ну, я же вижу».
— Я тебе не нужен, — горько ответил мужчина и вдруг почувствовал, как рядом с его боком что-то ворочается.
— Ребенок, — подумал Николас. «Господи, ну как же так? Она ведь от меня уйдет, мы не венчались, и я больше никогда ее не увижу, и детей — тоже. Как тогда жить?»
— Придумал, — Констанца прижалась к нему, — какую-то чушь, и веришь в нее. Обними меня.
Крохотные, слабые волны набегали на плоский берег. Он повиновался, и, глядя вдаль, шепотом сказал: «Но как ты можешь? Он меня красивей, он — отец твоего ребенка, стоит тебе только захотеть…
— А я, — безмятежно ответила Констанца, чуть поерзав, дыша ему куда-то в шею, — не хочу. Что было, то прошло, Николас. Ты — мой муж, и никого другого мне не надо — никогда. Я знаю, ты думаешь, — раз мы не венчаны, то я свободна, и могу уйти.
Он кивнул.
Констанца внезапно, резко, поднялась, и, чуть охнув, сказала: «Могу. И ты можешь. Как могли мои родители, они ведь тоже — не венчались. Только вот моя мать мыла полы и чинила одежду — чтобы мой отец мог писать. Так же и я, — она вскинула острый подбородок и замолчала.
— Какая она красивая, — подумал Николас. «Господи, сколько буду жив — не насмотрюсь на нее».
Он наклонился, и, поцеловав прохладный, высокий лоб, вздохнул: «Прости. Сам не знаю, что на меня нашло».
— Когда я рожу, — сказала Констанца, беря его за руку, — у тебя просто не будет времени о таком думать, обещаю. А тем более — когда мы заберем маленького Питера и отправимся дальше. Я тебя люблю, и так будет всегда, — она улыбнулась и вдруг поежилась от порыва резкого ветра.
— Колыбель, — вдруг вспомнил Николас. «Уже готова». Он посмотрел на лед в заливе, и заметил несколько белых точек, что двигались к берегу.
— Ну, днем они не подойдут, — подумал капитан. «Тут же местные живут, медведи приучены опасаться человека.
Он привлек жену к себе и сказал: «Пойдем в палатку, тут холодно уже. Заодно ты мне колыбель покажешь».
— Очень теплые шкуры, — Констанца со значением посмотрела на него. «Тебе понравится, там очень уютно».
— Мне нравится там, где ты, — просто ответил Николас. Когда они уже были на холме, капитан оглянулся — медведи исчезли в бесконечной, пустынной тундре.
В распадке между холмами пахло свежераспиленным деревом. Волк отошел, и, посмотрев на бревенчатые стены, крикнул: «Мистер Браун, давайте уже сегодня крышу начнем, раз так хорошо дело пошло».
Плотник свесил голову вниз и рассмеялся: «Можем, мистер Майкл, после обеда доски наверх поднимем и займемся».
Джон Гудзон посмотрел на меховую парку Волка, что лежала у ручья и жалобно спросил: «А вы не простудитесь, мистер Майкл? Хоть и солнце сейчас, а все равно — в апреле еще бураны могут начаться, местные рассказывали”.
Мужчина потянулся, поведя широкими плечами, и, взявшись за пилу, ответил: «Ты же с отцом на Свальбарде зимовал, да?»
— Угу, — кивнул Джон, придерживая доску.
— Так вот, — Волк посмотрел на него, — там, дальше, на востоке есть страна такая, Сибирь называется. Я там жил, юношей еще, из конца в конец всю ее прошел. Так что с морозами я, мальчик, знаком. И в буране тоже был, — он поднял голову и посмотрел на ярко-голубое, огромное небо.
На склоне холма, покрытом мхом, показались женщины с котелками и Волк подумал:
«Хорошо, что я отговорил Питера продавать местным порох. Ножи ладно, ножи у них и так есть, а другое оружие им пока ни к чему, пусть живут, как жили. Учил же нас Ермак Тимофеевич — нельзя на доброту злом отвечать, надо жить в мире, всем вместе».