"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Понимаете, — горько сказал мужчина, — я Стивену в глаза не могу смотреть. Получается, ребенок теперь круглый сирота. Мы, конечно, его выучим, вырастим, но все равно, все равно, — Питер покачал головой и отчим жестко сказал: «Знаешь, Майкл поступил так, как должен был поступить мужчина. Он отправился на помощь тем, кто в беде. И вообще, — адмирал обернулся и посмотрел на Темзу, — хоть и все вы — мои дети, ты думаешь, у меня за Уильяма сердце не болит, каждый раз, когда он в море уходит?»
— Насчет Уильяма, — Питер взял отчима под руку, — я давно с вами хотел кое-что обсудить, вот, как раз перед обедом время есть.
Когда они уже шли к высоким, парадным дверям, адмирал остановился, и, встряхнув серебристо-белыми волосами, сказал: «Ты, мальчик мой, помни — опытнее Николаса мало капитанов найдется, а смелее Майкла — мало людей. И Констанца с ними — а у той ума столько, сколько у нас всех, вместе взятых — нет. Вернутся они».
— От бури, — сказал сердито Питер, проходя в переднюю, на ходу касаясь головы бога Ганеши, — ни смелость, ни ум не помогут. И опытность — тоже.
— Говорит тот, кто всю жизнь плавал пассажиром, — в сердцах отозвался адмирал, и, взглянув на прямую, изящную спину мужчины — только развел руками.
На большом столе была развернута карта Карибского моря. «Вот этот остров — сказал Джон, уперев палец в карту.
Виллем прищурился и хмыкнул: «Знаю я его. Испанцы с португальцами туда свиней завезли, а так — больше там никто и не живет. Но расположен он отлично, на востоке, и гавань там удобная».
— И очень хорошо, — Питер погладил подбородок, и, подумав, заметил: «Знаешь, если уж и основывать там колонию, то надо обрабатывать плантации. Табак, имбирь, сахарный тростник. Но, — он откинулся в кресле и выпил вина, — в этом я тебе не помощник, я не вкладываю деньги в предприятия, где трудятся рабы.
— Никто не говорит о рабах, — отозвался Джон, сворачивая карту. «Колонисты, отсюда, из Англии, будут подписывать контракт на пять лет, как мы это сейчас делаем в Джеймстауне.
Бесплатный проезд, крыша над головой, еда — все это мы предоставим. А потом они получают землю, семена и вольны основывать свои фермы».
— Ну, тогда еще ладно, — хмыкнул Питер, и, зевнув, добавил: «Тогда я заинтересован.
Давайте, — он кивнул отчиму, — допьем бутылку, и пора уже спать. А где матушка? — спросил он у Джона.
— С Джованни в кабинете заперлась, — тот рассмеялся. «Он ведь днями уезжает».
Марфа присела на мраморный подоконник, и, посмотрев на широкую, уже темную реку, сказала: «А ты уверен, что это безопасно?»
— А что тут опасного? — Джованни улыбнулся, и, устроившись рядом, вдохнул запах жасмина.
«Меня посылают ко двору короля Сигизмунда Вазы, с официальными письмами от его величества. А уж что и у кого я там буду еще спрашивать — это дело личное. Не бойся, ты же знаешь, я очень осторожен».
— И что бы им стоило написать, — мрачно сказала женщина, качая изящной ногой в атласной туфле, сплетя тонкие пальцы. «Ну да Московская компания только следующим летом первый корабль туда отправляет, какие письма».
— Ладно, — она поднялась, — пойдем, почитаем, что доносят об этом Сигизмунде.
Джованни задержался у распахнутых ставень. Посмотрев на далекие, белеющие в сумраке, паруса, он подумал: «Нет, не верю. «Ворон» вернется, не может не вернуться». Он закрыл окно, и, чиркнув кресалом — стал зажигать свечи в массивном, бронзовом канделябре.
— Капитан, — услышал он сквозь сон тихий голос из-за двери, — Саутенд по правому борту.
— Спасибо, мистер Хантер, — Николас осторожно поднялся и стал одеваться, — иду.
В каюте пахло молоком, и немного — чем-то горьковатым, волнующим. «К маме, — раздался нежный, зевающий голос, и Николас, наклонившись над маленькой, наскоро сделанной койкой, улыбнулся: «Ну конечно, мой хороший».
Питер протянул ручки, и поморгав лазоревыми глазами, прижавшись каштановой головой к его плечу, спросил: «Дома?»
— Скоро будем, — капитан осторожно уложил его под бок к матери. Констанца дремала, прижав к себе Джордана, и Николас, увидев, как дрожат ее длинные, темные ресницы, — перекрестил их всех и вышел из каюты.
Мальчик вдохнул запах, матери и, улыбнувшись, подумал: «Как хорошо!». Он покрутился, и, зевая, погружаясь в сон, все еще улыбаясь, — тихонько засопел.
— Только так и удается, когда спит она, — смешливо подумал Николас, выходя на палубу. «Ну, хоть Джордана окрестили там, в Амстердаме, тут она согласна была. Надо будет усыновить его, официально, когда до Лондона доберемся».
Он достал подзорную трубу и сказал помощнику: «Река пустая, но вы все равно — держитесь фарватера, мало ли, кому в голову придет рано утром на рыбалку отправиться».
— Наконец-то, — услышал он сзади голос Волка.
— А ты, я смотрю, сияешь, — хмыкнул Николас, — когда мы туда, — он махнул рукой в сторону севера, — плыли, ты хуже выглядел.
Волк поднял бровь и лениво ответил: «Сплю, знаешь ли, хорошо. Давно я так не спал, дорогой капитан. И самое приятное — теперь так будет всегда. А вы что вскочили? — он обернулся к трапу.
— Ходить желаем, — улыбнулась Мэри, — а в каюте места мало. Она была в шелковом, лазоревом платье, отросшие, белокурые волосы — прикрыты большим беретом. «Шубку надень, — велел Волк, — тут ветер. Подожди, я тебе принесу».
Он спустился вниз, а Марта, цепляясь за руку матери, бойко подошла к румпелю. Николас посмотрел на бронзовые косички и сказал, улыбаясь: «Ну, скоро бабушку свою увидишь».
— Баба! — согласилась девочка, и спросила у матери: «Питер?»
— Да спит еще, — рассмеялась Мэри, и, почувствовав на своих плечах подбитую соболем, бархатную шубку, едва слышно сказала: «Спасибо».