"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Госпожа, он умер, умер,
Умер он и спит,
А над ним зеленый дерн,
Камень там лежит.
Офелия пела, а Майкл увидел, как Элизабет поворачивается и достает что-то из корзинки. Девочка показала ему отрубленную голову. Вздохнув, сняв с волос венок, Элизабет пустила его по воде.
Она исчезла в легкой дымке. Майкл, глядя на то, как Офелия, опустившись на колени, разбрасывает цветы, как клонится набок ее темноволосая голова, слыша восторженный рев зала, сжав кулаки, сказал себе: "Этого не будет. Не будет такого с Элизабет. Я не позволю".
Карета остановилась во дворе Сомерсет-хауса. Изабелла, перекрестившись, на мгновение прикоснулась к корсету. Письмо лежало за ним. Она, опустив веки, вспомнила, как, поднявшись в свою студию, заперев дверь — распечатывала конверт.
— Как много людей, мама, — сказал Пьетро, выглядывая из окна. "Дядя Питер с Майклом, и тетя Жанна с тетей Тео, ждут нас".
Джованни посмотрел на взволнованное, с легким румянцем на щеках лицо жены. Она была в роскошном, серо-зеленом платье, на тулье шелковой шляпы покачивались перья страуса. Изабелла вздохнула и прикусила нежную губу.
Он покачал на коленях Франческо. Тот, поерзав, высвобождаясь из рук отца, попросил: "Пошли! Пошли быстрее! Посмотрим на картины!"
— Ты, наверное, тоже архитектором будешь, сыночек, — ласково проговорил Джованни: "Пьетро, присмотри за ним, мы с мамой сейчас придем".
Оставшись наедине с женой, он потянулся и взял ее руку. "Ты же знаешь, — тихо сказал Джованни, — милая, какой у тебя талант. Не волнуйся, пожалуйста".
Изабелла улыбнулась и, наклонившись, потерлась холодным носом об его ладонь. "Это не как у вас, — она помолчала, — твои статьи едва три десятка человек в Европе понимает, дорогой мой муж, а тут — она повела рукой в сторону Сомерсет-хауса, — тут совсем другое".
Джованни пересел к жене и обнял ее: "Знаешь, что самое главное? Что рабочие на тех мануфактурах, что ты построила — видят солнечный свет и дышат воздухом, что твои мосты — крепкие и надежные, и так, — он поцеловал еле заметные пятна туши на руке, — так будет всегда".
— Рейнольдс мне прислал письмо, — неожиданно для самой себя сказала Изабелла. "Я тебе не говорила…"
— Я знаю, — Джованни поцеловал ее в ухо. "Констанца проболталась. У нее, как и всех газетчиков — очень длинный язык. Я понимаю, почему ты мне его не показывала — что-то плохое?"
Изабелла помолчала, и, наконец, вздернула подбородок: "Пошли. Нечего тянуть".
Джованни подал ей руку. Глядя вслед жене — на упрямую, жесткую спину, на прямой разворот стройных плеч, он угрюмо подумал: "Сколько девушек могли бы стать учеными, преподавателями, инженерами…, Сейчас они вынуждены всю жизнь прозябать в гувернантках. Мы ведь даже не пускаем их в университеты. Как это мне Лагранж сказал, в Париже. "Если бы мадам Холланд начала заниматься математикой в юности, из нее бы вышел серьезный исследователь". Хоть Констанца добилась того, чего хотела, — он внезапно улыбнулся: "Замуж она, наверное, в Америке выйдет. Она же не хочет венчаться, не верит в Бога. Это если вообще — кто-то ей по душе придется".
— Папа! — поторопил его Пьетро. "Сейчас двери открывают". Он пробился через летнюю, оживленную, пахнущую духами, лондонскую толпу и взял жену под руку: "А что портрет — будет на выставке?"
— Не знаю, — Изабелла сжала изящные пальцы. "Я его всего за неделю до начала послала, не знаю, Джованни". Она быстро приложила маленькую ладонь к корсету. Джованни чуть не рассмеялся вслух.
— Она всю дорогу от Мейденхеда там руку держала, — сказал он себе, поднимаясь по каменным, широким ступеням. "Письмо Рейнольдса туда положила, не иначе. Как в тот раз, когда я ее раздевал, в спальне, и на пол какой-то чертеж выпал. Оказалось — опоры для моста. Она всегда так — важные вещи за корсет засовывает".
В большие окна зала вливался солнечный свет. Изабелла застыла, едва сделав несколько шагов, и, сглотнула: "Джованни…"
Портрет висел на правой стене. Тео, в темно-красном шелке, с убранными в высокую прическу волосами, сидела, выпрямив спину, опираясь подбородком о красивую, играющую кольцами руку. "Богиня, — подумал Джованни, и, наклонившись, проговорил: "Смотри, она — рядом встала. Сейчас ее цветами завалят, как в театре".
По толпе пробежал шепоток. Изабелла почти испуганно шепнула: "Сэр Джошуа!"
Он вышел на середину зала, — высокий, седоволосый, чуть сгорбившийся, в безукоризненном сюртуке цвета лаванды.
— Дамы и господа, — откашлявшись, все еще сильным голосом, начал Рейнольдс. "Ежегодная летняя выставка Королевской Академии Художеств объявляется открытой. Для меня стало большой честью увидеть здесь звезду французской сцены, осенившую своим присутствием Лондон. Мадемуазель Бенджаман, дамы и господа, — Рейнольдс склонился над ее рукой, — модель для еще одного таланта, как мы видим, — он указал на портрет, — миссис ди Амальфи".
— Он тебе подмигнул, — сказал Джованни жене. "Я совершенно точно видел, Рейнольдс тебе подмигнул. Пошли, — он увлек ее за собой, — Питер тут обо всех позаботится. Я хочу посмотреть архитектурный зал".
— Не надо, — чуть не плача, сказала Изабелла. "Меня там все равно не будет. Он мне написал, что женщины еще никогда не выставлялись в этом разделе…".
— А я все равно хочу, — упрямо повторил Джованни. Он шагнул в боковую комнату, увешанную чертежами. Там было тихо. Он сразу увидел тонкий, искусный, обрамленный простой рамой рисунок.
— Проект текстильной мануфактуры компании "Клюге и Кроу" в Лидсе, 1788 год, И. де А., - прочел он и обернулся на жену. Изабелла стояла на пороге, прерывисто дыша, вертя в руках бархатный, отделанный бисером мешочек.
— Я не верю, — подумала женщина. "Пусть под инициалами, но я все равно — здесь. Господи, да возможно ли такое?"
— Ты все это уже знаешь, — краснея, сказала Изабелла. "Я же тебе показывала, Джованни…"
Он оглянулся — в комнате еще никого не было, — и поцеловал ее, — долго, глубоко. "А я, — усмехнулся Джованни, оторвавшись от ее губ, — я хочу посмотреть на это еще раз, дорогой мой участник летней выставки Академии Художеств".