"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Теперь о твоем пребывании в Париже…» — в дверь кабинета постучали. Степан убрал письмо и шифровальные таблицы в тайный ящик стола, и открыл дверь.
Маша стояла на пороге, улыбаясь.
— Ты прости, если я тебе мешаю, — сказала она. «Если ты занят, я попозже приду. Я хотела Евангелие почитать».
— Нет, что ты, — он обнял ее и вдруг подумал, что совсем скоро возьмет на руки своего ребенка.
Она сидела, слушая, склонив прикрытую чепцом голову, так, что он видел только немножко ее черных, мягких волос:
— Чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию. Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.
— Впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием, — закончила она, и улыбнулась, положив себе руку на живот. «Кажется, пора посылать за миссис Стэнли, Степа».
— Что же ты молчала? Сильно болит? — Степан отложил книгу и мягко поднял жену. Маша охнула и схватилась за его руку.
— Я просто так давно не читала с тобой, — чуть улыбнулась она. «Соскучилась».
Акушерка вышла к Степану, удовлетворенно разведя руками.
— Все идет хорошо, сэр Стивен, можете положиться на меня. Дело это небыстрое, так что если вам надо куда-то поехать…
— Да нет, я тут буду, в кабинете, — Степан помолчал и вдруг спросил: «Можно мне к жене сейчас?»
— Конечно, — акушерка посторонилась и посмотрела ему вслед — на жестком лице Ворона была странная, почти нежная улыбка.
Он осторожно отер пот с Машиного лба. Жена на мгновение прижалась щекой к его ладони.
— Машенька, — шепнул он ей, — я люблю тебя, слышишь?
— Я тоже, — сказала она одними губами и сжала его пальцы — лицо ее побелело, и она часто-часто задышала.
— Иди, — выдохнула она, как только схватка миновала. «Ты вернешься, когда…?»
— Да, — ответил он, целуя ее, — обязательно.
— Письмо адмиралу Колиньи я отправлю с особым гонцом — так, что он будет уже предупрежден о вашей встрече. Очень желательно, чтобы король выпустил Гиойма как можно быстрее — весной он нужен нам в Новом Свете. По возвращении в Лондон отправляйся по обычному адресу — доложишь о встрече с Колиньи и получишь указания о твоей дальнейшей работе в Италии.
Сворачивая шифровку, Степан вдруг усмехнулся — сколько лет прошло, а он до сих пор помнил тот же самый адрес — невидную комнату на чердаке такого же неприметного дома неподалеку от собора Святого Павла, и розу Тюдоров на алом воске печати.
Он вдруг отложил перо и потянулся за Библией, что всегда лежала у него на столе. Найдя Псалмы, он прочитал один из своих самых любимых:
Да умножит вам Господь более и более, вам и детям вашим.
Благословенны вы Господом, сотворившим небо и землю.
Небо — небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим.
— Господи, — сказал он тихо, — не оставь нас милостью Своей, пожалуйста.
Он только и успел начать письмо Колиньи: «Дорогой Гаспар, позволь представить тебе человека…», как услышал из-за двери: «Сэр Стивен!»
Ее лицо теперь было совсем другим — измученным, с искусанными, сухими губами.
Распущенные волосы сбились в комок.
— Держите ее, крепко, — сухо сказала миссис Стэнли. «Ребенок крупный, скорее всего мальчик, головка уже прорезалась, сейчас главное — чтобы плечики не застряли».
— Больно! — закричала Маша, и Степан, обняв ее за спину, нежно сказал: «Все хорошо, потерпи еще немного».
Девушка помотала головой и сцепила, зубы. «Так, — прикрикнула снизу акушерка, — лицо расслабь. Работай, девочка, работай!»
Степан вздрогнув, почувствовал, как напряглась его жена. Акушерка, покачав головой, потянулась за ножом.
— Терпи, — сказала она. — Это быстро. Лучше так, чем разорваться вкривь и вкось.
Он услышал отчаянный крик жены, и потом ее стон, — низкий, хриплый. Выдохнув, Маша подняла залитое слезами, и потом лицо. «Еще?»
Миссис Стэнли, усмехнувшись, завернула в пеленку громко плачущего, покрытого кровью младенца.
— Еще не надо, дорогая моя, ты и так отлично справилась. Сэр Стивен, вот ваш сын, — женщина протянула ему ребенка, и Степан вдруг подумал, что взять его на руки — страшнее, чем все, что ему приходилось делать раньше.
— Не бойся, — прошептала Маша. — Это наш Майкл.
Жена улыбнулась, но Степан вдруг с ужасом увидел, как исказилось ее лицо.
— Опять? — прошептала она испуганно, шаря в воздухе рукой, пытаясь уцепиться за Степана. — Что это?
Акушерка нахмурилась, ощупывая Машин живот, и вдруг распрямилась, улыбаясь: «Да у тебя двойня, моя дорогая!»
— Как двойня? — побледнел Степан, так и не успев, как следует разглядеть лежавшего у него в руках сына.
— Давай, давай, не ленись, — скомандовала акушерка. — Сейчас легче будет, вторые — они чуть поменьше обычно, а может, и вовсе девочка окажется.
Оказался мальчик.
Уже потом, когда Маша — вымытая, переодетая, с заплетенными косами, лежала в кровати, смотря, как посапывают у ее груди сыновья, Степан осторожно присел рядом.
— Они одинаковые? — спросил он изумленно.
Маша кивнула и чуть коснулась пальцем того, что лежал слева. Мальчик открыл глаза — синие, будто глубокое небо, и Степан с благоговением увидел, что младенец справа — доселе мирно спавший, — сделал то же самое. Братья были похожи, как две капли воды.
У Майкла, — того, что был справа, — вокруг запястья была повязана ниточка — знак первородства.