"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

— Больше так не делай, — мальчик вздохнул.

— А ты знал, что я тебе не сестра? Ну, не настоящая, — спросила Лиза, когда они уже подходили к усадьбе.

— Знал, — Федор усмехнулся. «Я тебя первый раз в Ричмонде увидел, как матушка с батюшкой после разлуки встретились. Ты тогда совсем маленькая была, розы повела меня смотреть».

Лиза молчала и Федор, наклонившись, увидел слезы в ее глазах.

— Батюшка умирает, — остановившись, сказала девочка. «Как же это будет, Федя? Как мы без него?»

—

У нас матушка есть, — твердо сказал ей брат. «Ну и мы все тоже. Будет тяжело, но мы справимся. Ну, пойдем, — он поцеловал Лизу в мокрую, холодную щеку, — ты замерзла вся».

Сука! — процедил царь и ударил носком сапога в висок. Голова Матвея даже не дернулась.

— Так царь-батюшка, — зачастил палач, — мы уж и огнем жгли, — ничего. Преставился он, упокой Господи душу грешника.

— А ну дай клещи, — велел Иван Васильевич. «И раскали, как следует».

Государь присел и прижал алое, пылающее жаром железо к ноге Матвея. Повеяло паленым мясом. Иван Васильевич посмотрел на ожог и, распрямившись, сказал: «Ничего, мы его и мертвого на кол посадим».

Он еще раз, от души, ударил труп под ребра, и, выругавшись, вышел из подвала.

Петя почувствовал запах — такой, как совсем, давно, в детстве, когда покойная матушка водила его на службы в монастырь на Рождественке, рядом с их старой усадьбой. Пахло воском, ладаном, елеем, и ему сразу стало тепло — так, что даже омертвевшие, стылые пальцы, уже сведенные судорогой, чуть распрямились.

— Не надо, не надо, — голос у священника был тихим, ласковым, — не надо, не открывайте глаз.

Вам ведь тяжело, просто говорите, а я вас послушаю.

Он говорил, — медленно, прерываясь, чтобы глотнуть воздуха, чувствуя, как замирает усталое сердце.

Потом, после всего, Петя вдруг попросил: «Батюшка…, вы помните от Иоанна, про смерть Лазаря?»

Он слушал, пытаясь дышать, и вспоминал кафедральный собор в Бергене. Слова были теми же самыми — вечными, единственными.

«Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой.

Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей:

Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли, сему? Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир».

— Да, — сказал Петя еле слышно. «Да, это так». Он, было, почувствовал, как сердце остановилось, но приказал себе: «Еще не время!».

Дверь чуть скрипнула, он ощутил рядом аромат жасмина и прошептал: «Марфа».

Она была теплая, такая теплая, что Пете сразу захотелось заснуть, прижав ее к себе. Он почувствовал, как щекочут плечо распущенные волосы, и попытался улыбнуться.

«Мальчик хорошо», — услышал он голос Марфы. Она осторожно взяла его руку и положила себе на живот. Дитя толкнулось. «Славный мой», — одним дыханием, — уже совсем слабым, — произнес Петя.

Он понял, что Марфа, как все эти ночи, собирается наклониться над ним, и, собрав все силы, чтобы погладить ее по голове, шепнул: «Не надо, счастье. Ты поспи, устала ведь. Поспи, я с тобой».

— Петя, — сказала она, целуя его руку. «Петя, любимый мой…»

— Спи, — сказал он. «Просто закрой глаза и спи».

Он тоже задремал, — обнимая ее, так и не сняв руки с ее живота. Мальчик немного еще повертелся и затих. «Вот и все», — подумал Петя. «Время».

В раскрытые ставни вливался свежий, морозный ночной воздух, блестел снег под лунным светом, и вскоре два дыхания в опочивальне стали одним — нежным, едва слышным.

Марфа медленно заплела косы и покрыла их черным, простым платом. Распахнув настежь ставни, она подошла к ложу, и, перекрестившись, протянув руку, закрыла мужу глаза.

Устроив тело, как надо, она на мгновение остановилась, и, покачнувшись, схватилась за косяк двери.

Она зашла в трапезную, и, посмотрев на поднявшихся детей, сказала: «Преставился ваш отец, упокой Господи душу его. Пойдите наверх, попрощайтесь с ним».

— Матушка, — заплакав, сказала Федосья.

— Отправь кого-нибудь потом в монастырь Крестовоздвиженский, — велела Марфа ключнице, — закажи поминовение на год. Денег я выдам. Ты, Федор, — она посмотрела на сына, — опосля обеда будь готов, к Троицкой церкви поедем.

— Зачем, матушка? — спросил мальчик.

— Сие есть воля государева, — коротко сказала Марфа и вышла.

— На Английский Двор, — приказала она вознице, — только сначала у монастыря останови.

Юродивый ждал ее у ворот. Он стоял на коленях в просевшем, влажном сугробе. «Все сделано, боярыня», — сказал он тихо, когда Марфа наклонилась к нему за благословением.

— Хорошо, — Марфа перекрестилась. «Далее все так, как сказала я вам».

Юродивый кивнул головой и затрясся.

— Миссис Марта, — Майкл Локк усадил ее в кресло, — мне очень, очень жаль. Питеру ведь и тридцати шести еще не исполнилось. Может быть, вы все же, — он осторожно кивнул на ее живот, — поедете в Англию?

— Опасно это, когда дитя маленькое еще, — устало, сказала Марфа. «А вот старшую дочь и сына я, мистер Локк, с вашего разрешения, в конце лета туда отправлю. Тео венчается осенью, а Теодору в школу надо. А следующим летом и сама с остальными детьми двинусь».

— Да, конечно. Вы не беспокойтесь, миссис Марта, найдется, кому за вашими старшими присмотреть во время плавания. А что… — Локк замялся.