"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Где? — Воронцов махнул рукой, чтоб принесли еще вина.
— В Новом Свете. — Незнакомец испытующе посмотрел на Воронцова. — Что думаешь об этом?
— Но я не англичанин.
— Но и не немец. И про глаз твой выбитый нам тоже кое-что известно. Но ты отличный моряк, это для нас важнее. Ну так как?
— Согласен, — после паузы ответил Степан. — Только мне «Клариссу» сейчас бросать нельзя, я Йохансену обещал ее домой привести.
— Сейчас и не надо. Зайди в Бордо, потом иди в Гамбург, как и собирался, семью из Колывани потихоньку перевози,
Воронцов повертел в руках надписанный четким, решительным почерком конверт. На печати красовалась роза Тюдоров.
— Ну, бывай, Меченый, может, и свидимся еще, а если нет — доброго тебе ветра под английским флагом. Да, кстати, губернатора Карвальо срочно вызвали в Лагуш. Его корабль, сейчас, верно, уже в проливе. Считай, что это знак нашего к тебе расположения. — Бледноглазый рассмеялся и исчез в дыму таверны, будто и не было его.
Вернувшись на «Клариссу», Степан первым делом бросился в каюту. Порывшись в сундуках, нашел то, что ему было нужно — в Гоа он зачем-то купил эту вещицу, Йохансен еще корил его за выброшенные на ветер деньги.
— Вернусь к рассвету, — бросил он помощнику, торопливо спускаясь в шлюпку. — Готовьтесь к отплытию, чтобы сразу сняться с якоря.
Губернаторский дворец стоял высоко на холме, отсюда порт и город казались сверкающей россыпью огоньков. Изабелла стояла у окна, вспоминая галисийские ночи, звон монастырского колокола и свои мечты на узкой, жесткой постели послушницы.
— Сеньора, — Пепита просунула голову в дверь, — вас спрашивает давешний немецкий капитан. Он говорит, что забыл передать вам подарок.
— Зови.
Она завороженно погладила лежавшую на ладони крупную жемчужину — редкого зеленого цвета, оправленную в золото.
— Какая, должно быть, это красивая страна, если там рождаются такие чудеса!
— В Индии есть поверье, что если собрать девять магических жемчужин, — сказал Степан, — то человека ждет вечное счастье.
— А вы верите в счастье?
— Верю. — Он коснулся раскрытой ладони. — Хотите примерить?
Она молча повернулась к нему спиной, слегка склонив голову, и Степан осторожно застегнул на точеной шее замочек цепочки. Будто во сне, он осторожно погладил острые, еще детские ключицы. Изабелла быстрым движением распустила косы. Ему показалось, что у него перед глазами хлынула расплавленная медь, и больше он уже ничего не помнил.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— Я думала, больше. — Изабелла потерлась о его щеку.
— Море старит. — Он целовал ее глаза, губы, шею, спускаясь к аккуратной округлой груди, потом еще ниже, пока она не запустила пальцы в его волосы, не выгнулась с приглушенным стоном.
Сквозь неплотно закрытые ставни в комнату вползал рассвет.
— Ты не вернешься, — полуутвердительно произнесла она, осторожно отодвинув его повязку и коснувшись губами шрама.
— Не вернусь.
— Иди, и пусть минуют тебя бури и шторма.
Изабелла поднесла к губам жемчужину, казалось, хранившую тепло подаривших его рук.
«Кларисса» вышла из Гибралтара. Степан оглянулся на тающий в утренней дымке Танжер.
Впереди лежал океан. Воронцов крутанул штурвал, корабль накренился и взял курс на север.
Часть вторая
Москва, лето 1557 года
Феодосия Вельяминова развернула письмо и снова вчиталась в ровные, аккуратные строки.
«Порт в устье Наровы мы поставили, однако купцам сюда путь все одно заказан — не пускает их Ливонский орден. В Новгороде говорил я с твоим батюшкой, Никитой Григорьевичем, рассуждает он, хоть бы мы и десяток портов заложили, все равно надо воевать Ливонию. Отсюда отправляюсь я по царскому приказу в Орешек, ежели дело дойдет до войны, надо его укреплять, ибо выстроен он хорошо, но давно в запустении пребывает. Поэтому, милая моя Федосеюшка, лежит тебе путь в Новгород. У отца твоего есть до тебя дела, да и внучку ему повидать охота. Там можно нанять для Марфуши учителей, коих на Москве не найдешь. Собирайся речным путем, так быстрее.
Отпишись мне, как прибудешь к отцу, ино тревожусь я за вас.
Марфуше скажи, что растения, какие были тут на берегу, я ей собрал и высушил, как она просила, в Орешке тако же соберу. Посылаю вам обеим свою любовь и благословение.
Марфа просунула голову в полуоткрытую дверь.
— Что батюшка пишет?
— Пишет, что растения тебе собрал.
Марфа запрыгала от радости.
— А он скоро приедет?
Феодосия усадила дочь к себе на колени.
— Нескоро, доча, зато мы в Новгород поедем, к нему поближе.
— К дедушке? — Марфа просияла. — А когда поедем? А можно мои травки с собой взять?
— И травки возьмем, там есть травница известная, я еще у нее училась, попрошу ее взять тебя поучить. Ты настой сварила?
— Сварила, пойдем покажу. А Барсика возьмем?
— Нельзя Барсика. Мы на лодьях пойдем, куда кота по воде таскать. Пусть здесь тебя ждет.
— На лодьях? — Марфа вытаращила зеленые, как весенняя трава, глаза. — Ужели по самому Волхову пойдем?
— И по Ильмень-озеру. Давай поглядим, что ты там наварила, а потом верхом прокатимся.
Барсик лежал в горнице на сундуке и сосредоточенно облизывал лапу. Завидев Марфу, он спрыгнул на пол, подбежал к ней, потерся об ноги. Девочка подняла его, дунула легонько в мягкое брюшко. «А тебя, котище, в Новгород не возьмут. Будешь тут меня ждать».
Она вытащила на середину горницы сундучок и стала собираться. На дно уложила то, из-за чего родители однажды повздорили. Она до сих пор помнила ту ночь, когда, прокравшись босиком вниз, услышала негромкий, с льдинками, материнский голос.