"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Он вздохнул и, в последний раз взглянув на корабли, поправив шпагу, — спустился вниз и вышел на улицу.
Город просыпался, на улицах уже кричали мальчишки, разносившие лимонад и сладости, а в таверне, которую Дэниел помнил еще со времен своей службы на «Золотом Драконе», было тихо и прохладно.
За стойкой незнакомый, ражий парень протирал оловянные стаканы.
Дэниел подождал, пока ему нальют вина, и спросил: «А где сеньор Диего?».
— Тем летом помер, — буркнул парень. «Я сын его. А что надо-то?».
— «Виктория», капитана Энрикеса, в порту сейчас? — поинтересовался Дэниел, пригубив вино.
«Ну и гадость, — он едва не поморщился. «Впрочем, откуда тут ждать бургундского?».
— А кто спрашивает? — парень стал чистить стойку, что-то насвистывая. «Если шпион, то у меня вон там, — он кивнул на неприметную, маленькую дверь в углу, — особый чулан имеется, от отца покойного. А дверь оттуда — прямо на море выходит, понятно тебе, парень, о чем я говорю?
— Понятно, — спокойно согласился Дэниел. «У меня к нему записка, от его давнего друга, — юноша потрогал мешочек на шее, рядом с крестом.
Детина с высоты своего роста взглянул на сидевшего Дэниела и вдруг сказал, блеснув черными глазами: «Шпага у тебя приметная, парень. Где украл?»
— Я не вор, — оскорблено заметил Дэниел, поднимаясь, кладя руку на эфес, но тут он почувствовал резкую боль в затылке, и, еще успев услышать звон разбитого стекла, — упал на посыпанный свежим песком пол.
Капитан Энрикес, не открывая глаз, потянулся за бутылкой, и, отхлебнув, улыбаясь, спросил:
«Ты что там разглядываешь?»
— Никогда таких не видела, — изумленно сказала белокурая девушка, что лежала на животе, подперев подбородок руками. «Вчера, сам помнишь, темно было».
— У тебя еще не было конверсо? — усмехнулся капитан, и, потянувшись, закинув руки за голову, добавил: «Как я помню, тебе вчера понравилось, да и другим — тоже. Позови подружек, кстати, и хватит уже смотреть, пора и делом заняться».
Девушка свистнула, и высокая, тонкая мулатка, что появилась из соседней комнаты, скользнув под бок к мужчине, томно сказала, целуя его плечо: «Донья Марилена еще отдыхает, разбудить ее?».
— Она, как я помню, вчера дольше вас продержалась, — рассмеялся Энрикес и погладил по голове белокурую девушку: «Вот так, милая, не останавливайся».
— А ты, — он пристроил мулатку поудобнее, — раздвинь ноги, дорогая, и дай мне заняться тем, что мне так нравится.
— У вас это отлично получается, капитан, — мулатка вцепилась длинными пальцами в его черные кудри.
В дверь постучали, и звонкий голос Вороненка прокричал: «Капитан, я вам завтрак принес.
Ну, или обед, я тут оставлю, в передней, на сундуке».
— На «Виктории» все хорошо? — поинтересовался Энрикес, на мгновение прервавшись.
— А как же, — рассмеялся Вороненок.
— Ну, беги, — велел капитан, — я завтра к отплытию появлюсь.
Раздался легкий смешок, и Вороненок скатился вниз по скрипучей лестнице, в уже жаркое, позднее, наполненное ветром с моря, и ароматами готовящейся еды, — портовое утро.
— Это кто? — поинтересовалась мулатка, повернувшись назад, подтягивая к себе светловолосую девушку, глубоко целуя ее. Та застонала, и Энрикес велел: «Ну-ка, девочки, ложитесь, и я обещаю, — никого не обижу. А это, — он весело ухмыльнулся, — мой юнга».
— А он не хочет к нам присоединиться? — белокурая девушка закинула ноги на его смуглую спину, и тоже улыбнулась.
— Он? — Энрикес на мгновение остановился. «Нет, не хочет! — капитан едва не расхохотался вслух, и сказал мулатке: «Ты следующая, милая, так что — он усадил ее перед собой, — давай мы вдвоем тебя поласкаем».
Вороненок подняла голову, и, услышав в раскрытое окно отчаянный скрип кровати, и сдавленный женский крик, — широко улыбнулась.
В таверне было уже шумно, и она, усевшись у стойки, подняв бровь, велела: «Стакан того бургундского, которое дон Диего держал для чистой публики».
— Вороненок! — крикнули из-за стола, где сидели старики, уже не ходящие в море. «А спеть?».
— А промочить горло? — ехидно отозвалась девушка. Кабатчик наклонился к ней и тихо сказал:
«Слушай, тут какой-то хлюст явился. Красавец, вроде из Нового Света по говору. Шпага у него приметная, вроде у Ворона такая была, да еще и капитана твоего спрашивал. Мы его бутылкой по голове приласкали, в чулане лежит. Поговоришь с ним?
— А как же, — безмятежно отозвалась Вороненок, принимая виуэлу. Она наклонила голову, — локоны темного каштана упали на покрытое белоснежной рубашкой плечо, — и запела.
Дэниел тихо выругался и попытался ощупать гудящий затылок — руки были связаны. Из-за низкой, щелястой двери доносился плеск моря, и юноша подумал: «Действительно, как удобно. Сразу в воду и никто ничего не заметит. А шпагу они у меня забрали, интересно, зачем?».
Юноша прислушался — из-за второй двери, ведущей в таверну, — крепкой, наглухо запертой, доносился чей-то нежный, высокий голос.
Descansa en el fondo del mar, — пел кто-то, — verdes como los ojos. Su nombre era Isabel, el a muria por amor.
Дэниел вспомнил, как мать учила той же самой песне Марту, в Акапулько. Уже потом, в Лондоне, бабушка, выслушав ее, рассмеялась: «Ее сложили, когда вас никого еще на свете не было. Это о Вороне песня, и об Изабелле — той, что его заслонила своим телом от испанского ядра».
Мать тогда встала из-за верджинела, и, пробормотав что-то, комкая в руках шаль, — вышла из гостиной. Бабушка вздохнула, и, поцеловав Марту в темный затылок, сказала: «Играй, милая, мы сейчас».
Когда мать вернулась, у нее были чуть покрасневшие, припухшие глаза. Бабушка рассмеялась, и присев к верджинелу, подобрала одним пальцем мелодию. «Музыкантша из меня никакая, — призналась Марфа, — но вы-то вдвоем это можете сыграть?».