"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Да ничего с тобой не случится, — спокойно ответил Питер, принимая сложенные письма.
«Вернешься в Лондон, и опять начнешь пассажиров через пролив возить».
Дэниел поцеловал Полли в щеку и весело сказал Александру: «А ты тут присматривай за всеми, дорогой кузен. Донья Ракель, — он поклонился, — желаю вам приятного путешествия в Старый Свет».
Девушка покраснела и пробормотала: «Спасибо, сеньор Дэниел».
Полли проследила глазами за белым, маленьким парусом и ворчливо сказала сыну: «Иди-ка, доставай свои тетради из сундука в кладовой, завтра школа начинается».
— Школа! — ахнул Александр. «Зачем!»
— Затем — вмешался Питер, — что так положено. Я буду преподавать латынь и математику, а твоя мама — закон божий и английский.
— Закон божий? — нахмурился Александр. «А ты можешь, мама?»
— Да уж получше кое-кого, — ехидно ответила Полли, подтолкнув сына к воротам поселения.
Цезарь залаял, и Александр грустно сказал: «Он гулять хочет».
— А ты не волнуйся, — ответил ему дядя, — я и донья Ракель с ним погуляем, да? — он подмигнул девушке и та покраснела.
Рыжая голова виднелась над темными волнами реки.
— А он не утонет? — озабоченно спросила Ракель, придерживая подол простого, шерстяного платья из грубой, темно-синей ткани.
— Собаки отлично плавают, а Цезарь — он же охотничий пес, так что он — тем более, — успокоил ее Питер.
— А я с девочками буду шитьем заниматься, сеньора Полина меня попросила, — подергав серый, холщовый передник, тихо проговорила Ракель. «Я, правда, плохо по-английски говорю, да, сеньор Питер? Я ведь не знаю его, так, повторяю то, что слышу».
— Очень хорошо, — ласково сказал Питер. «И давайте, я вас учить буду, так быстрее получится.
Как раз до Амстердама и заговорите».
— До Амстердама…, - грустно проговорила Ракель, не глядя на него.
Он увидел, как на рыжих, длинных ресницах повисла прозрачная слеза, и осторожно взял маленькую руку, сказал: «Понимаете, донья Ракель, я просто думал, — зачем я вам? Я ведь вас на десять лет старше, не еврей…»
— Это все неважно, — всхлипнув, сказала девушка. «Вот вы говорили, что вы на склады вернетесь, а когда вы домой приходите, вечером, что вы делаете?»
Питер улыбнулся.
— Обедаю, с матушкой и отчимом, с женой сеньора Дэниела, а потом — работаю у себя в кабинете. Потом — спать ложусь. По воскресеньям хожу в церковь, а потом у нас гости обычно — сестра Дэниела со своими детьми, у нее двое, или отец сеньоры Полли с женой своей — у них тоже двое. Я с ними играю, гулять их вожу на реку, если мы в усадьбе — на лодке катаю. Вот и все, — он помолчал. «Ну, иногда еще с другом своим обедаю, но он тоже — много работает, Джон. Вот так и живу".
— И так дальше хотите? — едва слышно спросила Ракель.
— Нет, — он вздохнул. «Ну, то есть да, конечно, но я бы хотел со своими детьми играть, укладывать их спать, и потом сидеть у камина с кем-то, кому можно все рассказать, донья Ракель. И чтобы она меня слушала, а потом — он вдруг нежно улыбнулся, — я бы все равно работал, только я бы знал, что там, наверху, она ждет меня, и будет всегда мне рада. Вот, — он остановился и чуть пожал ее руку.
— Сеньор Питер, — он почувствовал, как дрожат ее пальцы, — если вы хотите, то я…я всегда, всегда буду вас ждать, и всегда буду вам рада, всю мою жизнь. И вы мне можете все рассказать, а я буду вас слушать. Потому что, — она прервалась и шмыгнула носом, — лучше вас нет на свете человека, и я вас люблю».
— Я ведь даже не думал, — он прижал ее маленькую ладонь к щеке. «Я даже не думал, милая моя, я боялся сказать, что я тебя люблю, мой Осенний Лист, счастье мое».
Цезарь выбрался из реки и, посмотрев на этих двоих, подумал: «Всем нравится, когда много воды». Он тихо подошел поближе, — эти двое делали что-то непонятное, — и от души отряхнулся.
Ракель взвизгнула, и на мгновение, оторвавшись от поцелуя, озабоченно сказала: «Я, наверное, что-то не так делаю, сеньор Питер, я ведь не умею…»
— Все так, — уверил ее мужчина, и, строго посмотрев на собаку, велел: «А ты старина, еще побегай, побегай».
Цезарь, радостно залаяв, пустился за какой-то птицей, а Питер потянул Ракель за собой, в высокие, закрывающие их с головой камыши. «Иди-ка сюда, — сказал он ласково, опускаясь на песок, устраивая девушку в своих руках. «Я об этом слишком долго мечтал, дорогая моя Рэйчел, и теперь до вечера никуда тебя не отпущу».
— А как же работа? — озабоченно спросила Ракель, неумело, робко, целуя его.
— Я, — счастливо рассмеялся Питер, откидываясь на спину, укладывая ее рядом, — беру сегодня выходной.
Эпилог
Порт-Рояль, весна 1609 года
Вороненок проснулась рано утром, и, зевая, как была — в короткой холщовой рубашке, высунула растрепанную каштановую голову в открытые ставни каюты.
Небо над Порт-Роялем было нежного, светло-розового цвета, белый песок на берегу едва золотился под еще низким солнцем, и Вороненок, сладко потянувшись, пробормотала:
«Скоро и на юг, навестим родные места, так сказать».
Она села на высокой, узкой койке, поджав под себя ноги, и потянулась за большой шкатулкой черного дерева. Открыв крышку, Вороненок полюбовалась сиянием драгоценностей, и, грустно выпятив губу, рассматривая золотой браслет, сказала: «А ты полежи пока».
Девушка выбрала перстень — большой изумруд был окружен бриллиантами, и, подумав, не удержавшись, взяла еще один, — сапфировый.
Она встала и, скинув рубашку, осмотрела себя — она была высокой, стройной, с почти незаметной грудью и узкими, мальчишескими бедрами. На белой коже правого плеча красовался розовый шрам от пули. «Мозамбик, — темно-красные губы усмехнулись. «Может, вернуться в Африку? — девушка задумчиво потерла нос. «Хотя нет, там столько денег не заработаешь».