"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Полли села напротив и подала Кеннету ложку. «А муки тут нет, — грустно сказала она, — и яиц тоже, так бы я хлеб испекла».
— Мы не едим хлеба, — он порылся в сшитой из шкуры оленя сумке, что висела на боку килта, и протянул ей холщовый мешочек. «Держите, это тоже — из овса. Мы такие всегда берем с собой, в дорогу, они не портятся и очень вкусные».
Полли разгрызла галету и сказала: «И, правда. Тут я еще бочонок нашла в кладовой, там мед есть, хотите?»
Он кивнул, не отрываясь от миски. Женщина поставила на стол оловянный кувшин и две кружки, и спросила, разливая: «А вина вы не пьете?».
— В Эдинбурге пьют, — Кеннет принялся за мясо. «Ну да здесь, на юге, люди другие. А мы вот — мед пьем, виски — вы вчера пробовали, еще из рябины и клюквы вино делаем».
Полли отхлебнула золотистой, сладковатой, пахнущей хмелем жидкости, и вдруг спросила:
«А зачем это вы хотите получить за меня выкуп, лорд Кеннет?».
— Так надо, — коротко ответил он, и, отодвинув миску, поднялся. «Я вам принесу воды и отправлюсь в деревню, если хотите, напишите своим родственникам пару строк, я дам вам бумагу и перо».
— Я напишу, — Полли взглянула на него. «Надеюсь, вы помните, лорд Кинтейл, что благородный человек не читает чужих писем».
Мужчина покраснел и, не глядя на нее, сказал: «Разумеется, леди Говард, я бы не мог себе позволить…
— Однако вы позволили себе меня похитить, — ехидно заметила Полли, убирая со стола.
— Это другое, — мрачно ответил лорд Кинтейл. «Вам все равно не понять, у нас с вами разные представления о чести».
— Ну-ну, — Полли сложила посуду в чан. «Так принесите воды, уважаемый лорд, я не хочу вас задерживать».
Он посмотрел на ее смуглые руки, и, сглотнув, сказав: «Сейчас», — вышел.
— А глаза у него голубые, — Полли усмехнулась, склонившись над чаном. «И сам белокожий, я же видела. Вот же вымахал, — чуть ниже Теодора, каким я его помню. Точно, медведь. Лет сорок ему, наверное».
— Вот, — раздался сзади голос. «Сейчас принесу чернила. И не вздумайте бежать, тут сильное течение, вы не справитесь с лодкой и утонете».
— Не собираюсь, — отрезала Полли. «У меня сын на руках, ему девять лет, я не хочу оставлять его сиротой. А вы женаты? — она искоса взглянула на мужчину.
— Был, — коротко ответил шотландец и, не оборачиваясь, вышел.
— Был, — задумчиво сказала Полли, вдыхая запах, свежей, озерной воды. «Ну, лорд Кинтейл, раз вы благородный человек — это к лучшему».
На кухне усадьбы Пули пахло порохом. «Джон, дай мне, пожалуйста, пистолет отца, — попросила Мэри. Подросток протянул ей оружие и спросил: «А с тетей Полли все будет в порядке?»
— Не волнуйтесь, — Мэри зарядила пистолет и погладила русую голову. «Лорд Кинтейл человек заметный, мы с отцом узнаем, куда он отправился, и привезем тетю Полли домой».
— Но зачем он вообще решил ее похитить? — Энни стерла слезу со щеки и добавила: «Еда вам в дорогу готова, я сварила яйца, положила оленины холодной и хлеба».
— Хорошо, — Мэри засунула свой пистолет за пояс и накинула короткий, темный плащ. «А зачем он похитил тетю Полли — за выкуп, наверное. У этих горцев так принято».
— Очень надеюсь, что его повесят, — Энни поцеловала мать в щеку и тихо сказала: «Вы там осторожней, пожалуйста».
— Так, — женщина обвела глазами кухню. «Мясо у вас есть, рыба — тоже, Энни, ты испеки хлеб, как закончится, и сделай сыр. Серебро у вас есть, с фермерами рассчитаетесь. В Бервик не ходите, сидите здесь, так безопасней».
— Оставьте нам хоть один пистолет, — возмутился Джон. «Мы же хорошо стреляем, и я, и Энни».
— Незачем вам, — вздохнула Мэри, оборачивая шею грубошерстным шарфом. «Да мы и вернемся скоро, вряд ли за два дня они далеко ушли. Скорее всего, держат ее где-то, и уже послали сюда гонца с требованием выкупа. Ну да мы быстрее доберемся, лошади хорошие».
Она поцеловала детей, и, перекрестив их, спустилась с крыльца во двор. Гудзон уже сидел в седле. Мэри вскочила на вороного, большого жеребца, и крикнула: «Ворота за нами закройте!»
Когда они выехали на дорогу, ведущую к броду на Твиде, Мэри протянула мужу пистолет, и, обведя глазами холмы, на которых кое-где паслись овцы, спросила: «Ну что?».
Генри тяжело вздохнул и поскреб в темно-рыжей бороде. «Я не хотел при детях, — хмуро сказал он. «Тут, в Бервике, оказывается, его жена похоронена. Помнишь, мы видели камень, за оградой кладбища, как в церковь ходили? Это ее могила. Мораг Маккензи ее звали.
Прошлым годом умерла».
Лошади спустились в мелкую воду и Мэри задумчиво сказала: «Так вот зачем он приезжал. А почему она за оградой лежит?»
Генри посмотрел на уходящую вдаль северную дорогу, — она поднималась вверх, теряясь в золотящихся осенней листвой перелесках. Кое-где виднелась темная хвоя елей, а наверху, в синем небе, плыли, перекликаясь, журавли.
— Красиво как, — подумал Гудзон и вдруг вспомнил огромные, чистейшей белизны, айсберги в бирюзовой воде. Тысячи тысяч птиц кружились над кораблем, в отдалении, на льдинах были видны тюлени, и с запада дул сладкий, чуть заметный ветер. «Туда, — сказал себе Гудзон, все еще глядя на север, — правильно, надо пройти к югу от Гренландии. Там должен быть пролив, ведущий дальше. Если мы в апреле будем там, то до августа сможем продвинуться на запад. Может быть, даже оказаться в Тихом океане».
Он, не глядя, нашел руку жены и почувствовал ее тонкие, но сильные пальцы. «Ты мне потом покажешь, на карте, — тихо, чуть улыбаясь, сказала Мэри. «Ну, о чем ты думал сейчас».
Генри кивнул и сказал:
— Конечно. А про его жену — она молодая была, чуть за двадцать. Ему-то самому сорок этим годом, как мне. Ну, они приехали сюда, на равнину, — какая-то свадьба была большая. Там и англичане были тоже. Кинтейлу надо было в Эдинбург, на заседание Тайного Совета, он ее оставил под присмотром каких-то родичей и уехал. Англичанин, отсюда, из Бервика, сквайр мелкий — ее похитил и увез к себе в усадьбу.