"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Марфа оглянулась и, достав пахнущий жасмином платок, еле слышно сказала, стирая слезу, всматриваясь в улыбку на лице Мэри: «Ну, сейчас точно — будет счастлива».
— Идет, — сказал Питер зятю. «Держи кольцо». Мужчина полюбовался лазоревым, окруженным бриллиантами камнем, и, отступив назад, опустился на колени рядом с Джоном. Тот внезапно поманил Питера к себе и еле слышно рассмеялся: «Если кто-то и найдет Северо-Западный проход, то это Генри, удачно ты себе зятя подобрал».
Питер улыбнулся жене через проход и сердито ответил: «Это не я, это Господь Бог».
— Ну, — Джон посмотрел на стройную, в зеленом шелке спину Мэри, что уже стояла рядом с женихом, — посмотрим, как их плавание закончится.
Виллем передал невесту Гудзону, и, подойдя к ним, потрепал Джона по плечу: «Ты следующий, и возьми Питера в шаферы, у него отлично получается».
— Непременно, — усмехнулся Джон и раскрыл молитвенник.
Факелы, зажженные на дворе, освещали карету. Полли высунулась наружу, и, поцеловав отца в щеку, сказала: «Вы там осторожней, с матушкой, и поскорей возвращайтесь домой».
Джованни перекрестил дочь и улыбнулся: «Отдохни там, как следует, и к Рождеству — приезжай». Энни, что сидела рядом с Полли, посмотрела на Джона Гудзона и сердито пробормотала: «Мы тоже могли бы верхом поехать».
— Это же наемные лошади, — Джон вздохнул. «Папа и Мэри могут с ними управляться, а мы, — малы еще. Должно быть красиво, там, на севере. Тетя Полли, а когда мы туда доберемся?»
Женщина посчитала на пальцах. «Дней через пять, должно быть, тут триста миль. Видите, родители ваши еще и ночью хотят ехать, лошадей на постоялых дворах менять будем».
— Наша карета тоже скоро придет, — наклонившись к уху Марфы сказал Джованни. Та обняла Мэри и зятя, и тихо велела: «Чтобы раньше Рождества в Лондоне не появлялись, слышите!».
Генри поцеловал руку тещи и рассмеялся: «И вам тоже — попутного ветра, миссис Марта».
Та отмахнулась: «Я столько раз в Кале плавала, что сразу на корабле спать ложусь, и просыпаюсь только в виду французских берегов».
— Ну все, — она поцеловала дочь, — с Богом, милые.
Карета выкатилась из ворот, двое всадников последовали за ней, и Марфа, обернувшись к Джованни, велела: «Ты пойди, попрощайся, а я присмотрю за тем, как будут вещи грузить.
Виллем мне поможет».
Она почувствовала, как муж обнимает ее за плечи, и сказала, вдыхая такой знакомый аромат сандала: «Ты тут присмотри тогда за всем, любимый, а к февралю я и вернусь».
Виллем поцеловал бронзовые волосы на затылке и тихо ответил: «У Мэри теперь все будет хорошо, ей очень повезло».
— Как и мне, — Марфа взяла руку мужа и поцеловала ее. «Как и мне, Виллем».
Он вдруг рассмеялся и, повернув жену к себе, наклонившись, прижался к ее губам. «Мне тут должны с кораблем Уильяма кое-что привезти…
— Надеюсь, не сам Уильям! — строго сказала жена.
— Ну что ты, — Виллем все не выпускал ее из объятий, — капитан Эндрюс об этом позаботится.
Ты такого и не видела еще, а я, в Макао, видел. И даже в дело пускал. Как и святой отец».
— Да не может быть, — рассмеялась Марфа.
— А ты думала, — Виллем поднял бровь, — он тоже это заказал. Так что, — мужчина чуть шлепнул жену, — у тебя будет веселое лето, дорогая моя.
— Я же тебе еще в Бергене сказала, адмирал, — с тобой я никогда не заскучаю, — Марфа встряхнула косами, и, приняв от мужа соболью шубку, добавила: «А вот и карета наша, пора за работу».
Питер выглянул в окно опочивальни и помахал матери рукой. «Завтра и в деревню, — грустно сказала Рэйчел, расчесывая серебряным гребнем длинные, падающие на кровать волосы.
«Ну, хоть с Мияко-сан поедем, она так интересно о Японии рассказывает, и за детьми вместе присмотрим».
Питер устроился рядом и шепнул: «Давай косы заплету». Он поцеловал белое, в чуть заметных веснушках плечо, что виднелось под тонким кружевом. «А я уже в субботу следующую и приеду, на лодке тебя покатаю, погуляем вместе, Тео в церковь сводим. Я люблю тебя».
— Я тоже, — шепнула Рэйчел и вдруг ахнула: «Питер!»
— Что такое? — обеспокоенно спросил он, обнимая жену. «Болит что-то?»
— Нет, — она положила его руку себе на живот. «Толкается, слышишь».
Под его пальцами что-то зашевелилось — слабо, еле заметно, и Питер, так и не отрывая руки, тихо попросил: «Еще».
Дитя помедлило, а потом опять толкнулось, — сильнее. «Счастье мое, — шепнул Питер жене.
Она положила свою руку рядом и вдруг рассмеялась: «Питер, да он везде толкается! И тут тоже!»
— Потому что бойкий, — он устроил Рэйчел на шелковых подушках и велел: «Лежи. Лежи, и будем слушать».
Девушка счастливо, легко рассмеялась и, наклонившись, глубоко поцеловав мужа, сказала:
«Теперь я буду с ним разговаривать, каждый день».
— И я тоже, — Питер потерся щекой о теплый живот и сказал: «Папа тут, и очень тебя любит».
Дитя зашевелилось, и он замер, не дыша, слыша стук сердца жены и движение ребенка — будто рыбка плескалась в тихой, ласковой воде.
Узкая, каменистая дорога вилась среди покрытых сухой, рыжей травой холмов. Небо было огромным, без конца и края, пронзительно-синим, и Мэри, закинув голову, подумала: «Какая хорошая осень в этом году, конец октября, а еще тепло».
— Смотри, мамочка, — сказала Энни, остановив лошадь. «Отсюда Шотландию видно».
Твид вился в долине, — узкой, блестящей лентой, и Мэри, прищурившись, увидела серый, изящный мост. За ним лежали просторные, округлые, покрытые темными елями холмы.
— Вот тут я и ехала, да, — тихо сказала она дочери. «Через этот мост, в Эдинбург. Тут всего сорок миль, за день можно добраться».
— А горы далеко отсюда? — девочка широко раскрыла серые глаза.
— Да, — Мэри взглянула на маленькую церковь неподалеку. «На севере, мы туда на волков охотиться ездили. Там огромные озера, острова, замки старинные — очень красиво. Только неспокойно, до сих пор кланы враждуют, деревни сжигают, там не так, как в Англии».