"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Мне тут нравится, — проговорила Энни, глядя на мощного сокола, что парил над ними. «И в Бервике очень красиво, так много судов в гавани!»
— Да, — Мэри спешилась и привязала своего вороного жеребца к низкой ограде, — отсюда корабли в Норвегию ходят, в Данию. Вот вернемся — купим там дом, а ты будешь к нам приезжать, из Лондона! — она потрепала дочь по голове и пропустила ее вперед.
Кладбище было маленьким, и Энни, оглядывая надгробные камни, спросила: «Папина семья тут больше ста лет живет?»
— Да, — Мэри опустилась на колени перед простым серым камнем и смахнула с него палую листву.
— Это твоя бабушка, леди Анна, тебя в честь нее назвали. Она умерла, когда папе двадцать лет было. А рядом дедушка, сэр Ричард, папа его и не помнил почти, он погиб в Нижних Землях, когда папа маленьким еще был. А земли и титул, да, — она мимолетно улыбнулась, — со времен короля Ричарда.
— А вот и папы камень, — Энни прижалась щекой к холодному граниту. «Сэр Роберт Пули.
Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни».
— Мамочка, — девочка обняла камень, — это же о папе, правда. «Будь верен до смерти». Это из Откровения.
— Да, — Мэри опустилась рядом, — это дядя Джованни все сделал, милая. Пойдем потом, помолимся за папу, — она кивнула на церковь.
— Конечно, — дочь нашла ее руку, и они замерли, закрыв глаза, под легким, едва заметным северным ветром.
На кухне пахло жареным мясом. Полли, с засученными рукавами, в простом шерстяном платье, поворачивала вертел с насаженными на него утками.
— Должна тебе сказать, дорогая сестра, — усмехнулась она, заслышав шаги Мэри, — что тут на удивление не запущено. Два дня, — и мы все с тобой отмыли. А Энни где?
— Отправила ее за козьим молоком, к фермеру, что по соседству живет, — Мэри улыбнулась и присела за большой стол. «Это Генри с Джоном настреляли, пока мы на кладбище ходили?»
— Угу, — Полли стала поливать уток бульоном из глиняного горшка. «А сейчас на Твид отправились, твой муж сказал, что там лосося — хоть руками лови».
— Засолим, как я в Копенгагене делала, — Мэри отворила дверь дочери, что тащила большое деревянное ведро.
— Мистер Дуглас, ну, фермер, сказал, что будет каждое утро нам завозить молоко, — задыхаясь, вытирая лоб, сказала девочка. «Он все равно на рынок едет. И муслин он мне дал, вот, — Энни вытащила из кармана платья аккуратно сложенную ткань.
— Утки и готовы уже, сейчас я их сниму, и будем сыр делать, — распорядилась Полли. «А ты, милая, сходи пока в те руины, что неподалеку, аббатство же там какое-то было? — обратилась она к сестре.
— Да, его при короле Генрихе разорили, — Мэри вылила молоко в небольшой, медный чан.
— Ну вот, — улыбнулась Полли, — при монастырях всегда огороды были. Покопайся там, Энни, наверняка и пастернак найдешь, и хрен. А в субботу на рынок съездим, договоримся с кем-нибудь из торговцев, чтобы овощи нам поставляли.
Девочка выбежала во двор, и Мэри, помешивая молоко, попросила: «Там уксус в бочонке, в кладовой, нацеди, пожалуйста».
Женщины сняли чан с огня, и Полли, понемногу вливая уксус в горячее молоко, сказала:
«Давно я сыворотки не пила, сейчас и попробуем».
Мэри завязала муслин, и, подвесив его над лоханью, вдруг сказала: «Я сегодня вспомнила, как на кладбище была. Могилу леди Анны, матери Роберта, убирала, и вспомнила. Он мне рассказывал. Его мать молодой овдовела, двадцати пяти лет не было. И к ней оттуда, — Мэри махнула головой на север, — мужчина приходил. Шотландец. Роберт говорил, этот Джейми с ним возился, верховой езде учил, на охоту брал, любил его очень».
— Так что же они не поженились, ну, леди Анна и этот мужчина? — пожала плечами Полли, выливая сыворотку в горшок.
Мэри скривила губы. «Ну как же — за крестьянина замуж идти, тогда же считалось, что они там все дикари. А потом он женился, ну, Джейми этот, и все».
Полли вздохнула и спросила, вытирая руки о фартук: «А что, когда Энни обвенчается, кому земли и титул достанутся?».
Мэри насыпала муки в деревянную миску, и, разбивая яйца, сказала: «Земли ее детям отойдут, а титул жалко, ты хоть Фрэнсису сына родила, а мы — хотели, да не успели».
— Сына, да, — Мэри увидела, как ползет по смуглой щеке сестры слеза, и, отряхнув руки, обняв ее, шепнула: «Полли, милая, ну не надо, что было — то прошло».
— Я не об этом, — женщина вытерла лицо передником. «Я же тебе не рассказывала — что после Рима с нами было».
Мэри слушала, а потом, взял сестру за длинные, красивые пальцы, твердо проговорила:
«Милая, он утонул. Это с кем угодно могло случиться. Не мучь себя, пожалуйста».
Полли наклонилась над очагом, и, смотря в огонь, тихо ответила: «Он же не просто в бордель пошел. Там дорогая шлюха была, я думала — будет безопасно. А вот…, Понимаешь, я ночами просыпаюсь, лежу и думаю — а вдруг он сам, ну…, Чтобы освободить меня, чтобы я не была привязана к больному, и чтобы Александр не видел, как умирает отец…»
Женщина едва слышно заплакала и Мэри, прижавшись к ее спине, сказала: «Нет. Он просто погиб. Не надо, Полли, не надо, милая».
Сестра шмыгнула носом и Мэри, выпустив ее, рассмеялась: «Сейчас принесу тебе воды со двора — умыться, и давай хлеб печь, а то скоро мужчины придут».
В маленькой, чистой комнате горела свеча. Полли отложила перо, и, отодвинув рукопись сестры, пробормотала: «Тут и править особо не надо, так, по мелочи». Она посмотрела в окно — ночь была черной, беззвездной, деревья гнулись под сильным ветром.