"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Вот дурной, — прыснула Марфа. — Поехали, родители поди заждались уже. Подержи мне стремя. Ой, смотри, мама у ворот стоит. Что там стряслось?
— Быстро в горницу, переоденься и носа не высовывай, — приказала Феодосия.
— А что…
— Быстро! — Слегка подтолкнув ничего не понимающую дочь, Феодосия обернулась к Пете.
— А ты гони в Москву и жди вестей от нас. В дом тебе нельзя, Матвей приехал с царевой волей.
Матвей поднял холеную белую руку и посмотрел на рубин, игравший кровавыми огоньками в тяжелом перстне. Вельяминов-младший был облачен в черный, монашеского покроя кафтан, густые золотистые волосы красиво лежали по плечам.
— Говорил я тебе, батюшка, — Матвей налил себе вина, — переезжай в слободу Александрову, возле царя куда как лучше, что тебе тут сидеть? Государевых людей уже много, а вести нас за собой, окромя царя, некому.
— Ужели ты мне предлагаешь измену выгрызать и выметать? Не по мне это, Матвей, годы не те, мне б дожить спокойно.
— А ежели я тебе скажу, что сам Иван Васильевич желает тебя во главе своих людей поставить?
Матвею показалось, что в лазоревых отцовских глазах промелькнул интерес. Но не тут-то было.
Федор смерил сына с ног до головы оценивающим взглядом.
— Погоди об этом, не след с такими делами торопиться. Патлы свои, гляжу, так и не остриг?
— Не остриг, царю так больше нравится, — дерзко ответил Матвей, не опуская глаз.
— Ну-ну, — протянул Федор и вдруг, отбросив скамью, резко поднялся. — Ты как, гаденыш, посмел сюда рожу свою показать? Забыл за дюжину лет, что у меня рука тяжелая? Я тебе тогда что сказал? Чтоб духу твоего здесь не было, пока я жив. А я жив, как видишь. Встань, что перед отцом расселся?
— Батюшка, — Матвей поднялся и тут же схватился за щеку, отцовская рука и впрямь не потеряла силы. На его глазах молодого человека выступили слезы.
— Ты меня слезами не жалоби. Хоть и не мужик ты, а все равно противно. Сопли подотри и молчи, когда я говорю. Так вот, воле государевой служить — честь, конечно, великая, а ты царю в этом деле не подмога, ты только одним местом работать умеешь.
Лицо младшего Вельяминова залила краска, он хотел что-то сказать, но Федор погрозил ему пальцем, не дав и рта открыть.
— Мало я тебя поучил? Я ведь не поленюсь на конюшне тебя выпороть, ежели нужда придет. Слушай меня. Вы, говорят, клятву в верности государю наособливо приносите.
Матвей кивнул.
— А в клятве той сказано, что от семьи своей отречься надо, так ведь?
— Так. — Матвей не смел поднять взгляд.
— У тебя семьи нет, а у меня есть, об этом ты подумал?
— Государь подумал. Ты бы дал мне сказать, что он передать велел.
— Ну, говори.
Марфа сложила в сундук шелковое платье, протянула руку за сарафаном, но вдруг приподняла край сорочки и посмотрела на свои ноги. Ноги были стройные, грудь — Марфа повертелась из стороны в сторону, — маленькая. Девушка критически поджала губы, и принялась расчесывать волосы.
— Переоделась? — Мать зашла в светелку. — Дай-ка я тебе косы заплету.
Марфа не дружила с гребнем, она вечно выдирала волос клоками, дергая за спутанные пряди, поэтому сейчас с радостью устроилась на маленькой скамеечке у ног Феодосии.
— Как с Петей погуляли?
— Ой, хорошо, из лука стреляли, взапуски бегали, на озере были. Петя мне на карте показывал, откуда пряности свои возит. Еще обещал меня аглицкому научить. Он такой смешной, когда на озере были, он мне ноги от песка отряхнул, а потом как рванет в воду и ну обливаться!
Феодосия усмехнулась непонятно чему, но дочь обратила на это внимание.
— Я ему еще сказала, что взамуж не хочу, потому как такого мужа, как батюшка, не найти, а других мне не надобно. Ма? — Марфа чуть повернула голову. — А он как к тебе посватался, ты сразу за него пойти согласилась?
— Мы, Марфуша, до сватовства поговорили с ним. Это сейчас ты с Петей одна на конях скачешь, а в наше время, хоть я и вдовела, невместно было с мужчиной наедине оставаться.
— Это почему?
— А дурной славы не оберешься. Ты Петиных родителей помнишь?
— Немножко помню.
— У них в доме мы с отцом твоим и встретились. Мы друг друга и раньше видели, он при царе состоял, а я при царице покойной, Анастасии Романовне, а словом перемолвиться смогли только у Воронцовых. А после он уже сваху заслал, как положено.
— А почему ты за батюшку пошла?
— Полюбила его, вот и пошла.
— Вот так прямо и полюбила? Сразу, как увидела?
Феодосия отложила гребень.
— И такое бывает, дочка.
— А как понять, любишь ты человека или нет?
— Любишь, если хочешь с ним быть рядом, разговаривать, видеть.
— А если трогать? — Марфа покраснела.
— И трогать тоже. — Феодосия погладила дочь по голове.
Девушка, вздохнув, прижалась к матери.
— А обязательно взамуж идти надо?
— Дак, нету, голубка моя, другой доли бабьей, или замуж, или в монастырь. Али ты в инокини хочешь?
— Не хочу, — Глаза Марфы подозрительно заблестели. — Но как же это замуж выходить за чужого человека? Как с ним жить-то?
— Можно и за того, кого знаешь. Я вон венчалась с первым мужем своим, так мы росли вместе, навроде вас с Петей.
Марфа молча, одним быстрым движением обняла мать и спрятала лицо у нее на плече.
— Бог даст, доченька, Бог даст.
— Федосья, — позвал из-за дверию Вельяминов. — Спустись, разговор до тебя есть.
— А что Матвей, уехал уже? — спросила женщина, входя в крестовую, и осеклась, увидев лицо мужа.
— Случилось что?
— Уехал, уехал. — Вельяминов потянулся за бутылкой, явно не в первый раз. — Садись и слушай.
Боярыня послушно опустилась на лавку.
— Иван хочет, чтобы я во главе людей государевых встал.