Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— А дядя наш где, ну, Ворон? — дочь вскинула ясные глаза.
— Он в Амстердаме, с женой своей, тетей Эстер. Помнишь, я вам про дедушку своего рассказывала, Никиту Григорьевича? Так вот она — его приемная дочь, — Марфа вдруг улыбнулась, вспомнив чернокудрую, худенькую девочку-подростка. «Мы, как с ней познакомились, она только чуть старше вас была. И кузина у вас есть маленькая, Мирьям, четыре годика ей. Как устроимся в Лондоне, съездим их навестить, обязательно».
— А ты нам учителей наймешь? — дочь на мгновение прижалась щекой к ее руке, и Марфа удивилась —
Кузены и кузены, Ник вообще в Новом Свете. Ладно, как Степана увижу, так посоветуюсь с ним».
— А каких вам надо учителей? — мать усмехнулась. «Музыки с рисованием?».
Марья фыркнула и стала загибать пальцы: «Математики обязательно, потом стрельбы, фехтования, езды верховой, языков тако же».
— А рукоделия? — Марфа наклонилась и поцеловала пахнущие дымом белокурые косы.
Девочка закатила глаза — вверх и вкось, и высунула язык.
— Такая и останешься, — пообещала Марфа и, вглядываясь в лес, сказала: «О, вот и охотники вернулись».
— Все, — скомандовал Матвей, — все ложатся. Особенно ты, племянник, — он со значением посмотрел на Петеньку. Они с адмиралом сидели напротив друг друга, раскладывая по расчерченной палкой земле какие-то камушки — темные и светлые.
— Еще немного, — Петя подумал и передвинул свой камень. «Я только в правилах разобрался.
Это китайская игра, вэйци называется».
— Только разобрался, — хмыкнул Виллем. «Я в нее год учился играть, а ты за два вечера все понял».
— Так просто же, — ласково улыбнулся Петя. «Это как дроби, адмирал, мы же говорили с вами, ну или корень квадратный — тоже ничего сложного».
— А ты кем хочешь стать, Питер? — спросил адмирал.
— Как это кем? — удивился мальчик. «Я ведь батюшки наследник, меня контора в Лондоне ждет. Сейчас учиться буду, в дела вникать, а как исполнится мне восемнадцать — и сам торговлей займусь. А вы китайский знаете, адмирал?»
— У меня имя есть, — усмехнулся тот. «Виллем. Да, объясняюсь — и по-китайски немного, и по-японски».
Петенька почесал голову и грустно заметил: «Я, кажется, выиграл, Виллем. Ну, как и вчера».
— Матвей, — Марфа, обернувшись, — она сидела на краю поляны и смотрела в светлый, пронизанный лучами заката лес, — позвала его.
Брат устало опустился рядом.
— У тебя дочь есть, — тихо сказала Марфа. «Ей, — она задумалась, — как раз десять лет сейчас.
Иван Васильевич покойный обещал мне, что жива она будет».
— Я царю как тогда не верил, — жестко отозвался Матвей, — так и сейчас не верю. И тебе, Марфа, не советую. А вообще, — он помедлил, — нечего мне здесь более делать. Как, впрочем, и всем нам. Скорей бы уже до моря добраться».
Марфа ничего не ответила и положила острый подбородок на сплетенные пальцы. «Ты это, — неловко проговорил Матвей, — с адмиралом поговори».
— Зачем? — она хмыкнула. «Он на меня, с тех пор, как ушли, и не взглянул даже».
— Поговори, — повторил
Адмирал стоял, разглядывая ствол вековой сосны. «Хороший тут лес, — сказал он, не смотря на Марфу, — когда-нибудь, когда флот строить будете, — пригодится».
— Я очень тебе благодарна, — сказала Марфа. «Очень, Виллем».
Они отошли на узкую тропинку, что вела вглубь леса, и Виллем проговорил, не глядя на нее:
«Тебя это ни к чему не обязывает, естественно. Я поступил так, как должен был поступить любой мужчина. Теперь я вас довезу в безопасности до Норвегии, и там простимся.
Марта вскинула зеленые, прозрачные, как закатное небо, глаза: «Если ты этого хочешь, то уезжай, конечно. А я, — она помедлила, — я не хочу. Я хочу остаться с тобой, — в горе и радости, — на всю жизнь, Виллем».
— Я это уже слышал, четырнадцать лет назад, — он так и стоял, спиной к ней. «И потом тоже слышал…, кое-что другое. Мне почти пятьдесят, Марта, я не хочу больше боли».
— Дурак! — яростным шепотом сказала она. «Если бы я тебя не любила — разве бы я так сказала! Мне приказали тебя спасти, адмирал. Если бы ты тогда остался в Голландии и обвенчался со мной — ты бы погиб через месяц».
— И пусть, — тяжело сказал Виллем. «Зато я был бы с тобой, хоть недолго».
— Но ты же сейчас можешь быть со мной — тихо проговорила Марфа. «Долго, адмирал, всю нашу жизнь».
Виллем, наконец, повернулся, и, улыбаясь, взяв ее лицо в ладони, сказал: «Правда?».
— Ну конечно, — она скользнула в его объятья как тогда, в Мон-Сен-Мартене, и оказалась вся — в его власти. «Ты же говорил, что ты не мальчик, потерпишь, — улыбаясь, чуть приоткрыв розовые губы, сказала она».
— Я четырнадцать лет терпел, — Виллем поднял ее на руки, — и более не намерен. Ни одной ночи, Марта, слышишь?».
— Сейчас тепло, — она обняла его за шею, и Виллем услышал ее дыхание совсем рядом с собой. «Даже костра разводить не надо».
У нее были колючие, отрастающие волосы и узкие, как у мальчишки, бедра. «Господи, — сказал Виллем, — когда увидел ее, — всю, до последнего, самого потаенного уголка, — господи, Марта, какая ты красивая. Красивей тебя никого нет».
Она закинула голову, и Виллем коснулся губами нежной, белой шеи. Он медленно двинулся вниз и Марфа шепнула: «Как давно, Виллем, как давно…»
— Ну, — он чуть приостановился, — теперь так будет всегда, любовь моя. Каждый день, что осталось нам еще прожить».
Она лежала, тяжело дыша, пристроив голову у него на груди, и вдруг сказала: «Я еще в Мон-Сен-Мартене, адмирал, поняла, что я с тобой никогда не заскучаю. Дай, — она выпрямилась, устроилась удобнее и озорно продолжила: «А ведь я еще могу понести».
— Очень бы хотелось, — сквозь зубы ответил Виллем, — и я намерен сделать для этого, все, что в моих силах».
Марфа наклонилась, и, прижавшись щекой к его лицу, смеясь, проговорила: «Как я чувствую в твоих силах, — многое, очень многое».