Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
Когда за окном стал всходить серый, дымный рассвет, Степан тихо оделся, и, не смотря на спящую девушку, вышел из комнаты. Хозяин, зевая, протирал стойку.
— Налей мне виски, — Степан устало зевнул. «Стакан. И вот, что, дружище — ты меня не видел, и не знаешь, куда я ушел».
— Понял, — кабатчик все так же спокойно полировал дерево.
Выпив, Степан остановился на пороге и вдохнул влажный, осенний воздух. «Пора возвращаться в море, — горько усмехнувшись, сказал он себе.
Часть
Ишимские степи, осень 1583 года
Федосья сладко потянулась, и, высунув голову из возка, вдохнула резкий, пахнущий ветром и травами воздух. Вокруг — куда ни посмотри, — простиралась огромная, плоская равнина. Той неделей, как они проходили Большой Камень, Федосья ждала серых, негостеприимных скал, гор, поднимающихся в облака, о которых ей рассказывала мать.
— То на севере, — Иван отпил из фляги и натянул попону на ее плечи. Они лежали у костра на лесной опушке.
— А ты что в возке спишь только? — Федосья усмехнулась, устроившись у него на груди.
— Вот же дура, — беззлобно сказал муж. «Тут дружина вокруг, парни молодые, горячие, ради чего дразнить их? Баб тут поблизости нет, остяки, — они вокруг Кашлыка живут, это еще недели две пути, а тут мы с тобой возок раскачивать каждую ночь будем? Потерпи, как на Тюменский волок приедем, сразу дом начну ставить, его до холодов срубить надо. Там уже кричи, сколь угодно тебе — Федосья почувствовала, как большая рука мужа ползет вниз, и, томно вздохнув, улеглась на бок.
— Вот так, — поцеловав ее в шею, сказал потом Иван. «Ты как носишь-то, лучше уже? Не трясет тебя?»
— Нет, — она зевнула. «Уже пятый месяц, не тошнит больше».
— Как опростаешься, я потом летом на юг схожу, там караваны в Бухару идут, золотишка тебе с камнями привезу, — муж шлепнул ее пониже спины. «Ты все равно дома сидеть будешь, кормить, все радость тебе».
— Спасибо, — она потерлась растрепанной головой о его жесткую бороду. Кольцо вдруг подумал, — неожиданно для себя, — что ему хорошо с женой. Была она ловкая, умелая, готовила вкусно, да за месяцы пути обучилась кое-чему — было с ней не скучно.
— Ты давай, — он усмехнулся, целуя ее, — ртом-то своим поработай, Федосья, и не тут, а где пониже.
Жена рассмеялась и скользнула под попону.
— Ваня, — позвала Федосья сейчас мужа, — что за река-то? — она указала на серебристую, извивающуюся ленту поодаль.
— Тобол, — сказал муж, подъехав ближе к возку. «Мы сейчас по нему на север пойдем, до Туры, до волока Тюменского. А ты смотри, чего в одной сорочке высунулась, совсем стыд потеряла!».
— Да нет же никого вокруг — Федосья указала на дружину, что оторвавшись, была уже далеко впереди.
— Ну все равно, — Кольцо нахмурился, — оденься, холодно уже.
Федосья, блаженно улыбнувшись, почувствовала на лице лучи солнца и сказала: «Да ведь бабье лето еще, Ваня, и хорошо-то как тут!»
— Что там еще? — нахмурился Кольцо, посмотрев вперед. «Ермак Тимофеевич
Он подхлестнул коня и поскакал к реке.
Ермак, спешившись, стоял в окружении дружинников, рассматривая коротко стриженого, в засаленном халате, татарина.
— Вот, Иван Иванович, — атаман усмехнулся в седоватую бороду, — с миром, говорит, пришел.
Татарин заговорил, мешая языки: «Визирь Карача там, — он указал за Тобол, — две сотни всадников вам привел, под руку вашу хочет, поссорился с ханом Кучумом»
— Поссорился, значит, — Ермак помолчал.
— Еще весной слухи были, — Кольцо помедлил, — что Карача и Кучум — на ножах, мол, недоволен визирь тем, что хан слишком много власти себе забрал. А теперь вот, к нам просится — ну это если верить ему, конечно».
— Прогуляемся, — коротко сказал Ермак, кивнув на берег Тобола. «А вы, — обернулся он к дружине, — за этим басурманом тут присмотрите».
Река была мощной, с медленным течением, и Кольцо, посмотрев на север, вдруг подумал:
«Вот бы спуститься по ней. Остяки говорят — там царство мертвых. Ну, это брешут они, конечно, нехристи, а вот льды там точно есть — посмотреть бы. И на востоке, наверняка, тоже еще реки увидим — и поболе этой».
— Ты вот что, — Ермак поднял какую-то палку, и, размахнувшись, бросил ее в волны Тобола.
Сучок сразу же подхватило, закрутило и унесло с глаз долой. Мужчины помолчали.
— Ты, Иван Иванович, возьми с полста человек, и езжай, повстречайся с Карачей этим, — продолжил атаман. «Брод тут есть, он, — Ермак кивнул в сторону татарина, — покажет где. Что там, у Карачи две сотни — это он брешет, больше сотни у него нет, ежели что — вы с ручницами, с ними справитесь».
— Ну а если все так, как говорит он — веди этого Карачу сюда, я тут народ оставлю, вас подождут. А я к Тюменскому волоку пойду, чтобы не задерживаться, потом с нами соединитесь».
— Федосью я с собой брать не буду, — внезапно сказал Кольцо.
— Еще чего не хватало, — Ермак нахмурился. «И со мной ее отправлять тоже не след, мало ли кто там, на севере бродит. Тут оставь, я Михайлу попрошу за ней присмотреть».
Кольцо тяжело молчал.
— Ты, Иван Иванович, — ехидно сказал Ермак, — видно совсем головы лишился, с молодой- то женой. Михайле семнадцать лет, она после тебя на него и не взглянет.
— Все равно, — Кольцо с ожесточением сбил носком сапога какой-то поздний степной цветок и растер его — в пыль. «Сего Михайлу, если помнишь, я из Разбойного приказа вытащил, с плахи прямо снял. Там парень-то не промах».
— Он на Москве кошельки резал, — Ермак вздохнул, — а потом разбоем занялся. Он по сравнению с тобой, Иван Иванович, — дитя невинное. Да и не нужна ему твоя Федосья, любой же знает, — ты за нее кишки выпустишь, и жрать оные заставишь».
— Это верно, — согласился Кольцо. «Ну да ладно, я быстро обернусь — денька через два уже тут буду, с Карачей, али без оного».