Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Марфа тонко улыбнулась: «Коли не тянуть с венчанием — так каждый год крестить будете, уж поверь мне».
Брат только вздохнул, и, ничего не ответив, пошел в умывальную.
Дверь кабинета приоткрылась и Виллем усмехнулся: «Что-то вы там засиделись».
Матвей опустился в кресло и, налив себе вина, ответил: «Сестра моя и Джованни еще с ним, и не похоже, чтобы закончили. С его отцом так же было — сидишь, думаешь, ну сейчас пообедаем, а потом делами займемся, а он является, заказывает себе какой-нибудь требухи и начинает тебя
Виллем раскурил трубку и поинтересовался: «И ребенком он таким же был?»
— А как же, — Матвей покосился в сторону кальяна, что стоял рядом, на столике орехового дерева и попросил: «Разожги-ка мне, адмирал. Трубки ваши — гадость, а от него хоть пахнет приятно. А ребенком, — Матвей на мгновение закрыл глаза, — да. Уже, бывало, и дремлет, а все равно просит: «Синьор Маттео, вы расскажите, чем все закончилось, а то я не усну».
— Но, знаешь, — Матвей принял наконечник кальяна и затянулся, — он ребенком очень добрый был. Каких-то зверей больных в дом таскал, жалел всех…
— Сейчас не такой, — вздохнул адмирал. «Ну да ты сам знаешь, что с ним на Москве было».
— Такой, — уверил его Матвей. «Другой бы на Москву, — он чуть улыбнулся, — не поехал. Он просто как отец, — внутри все носит, не говорит никому. А так, если в глаза посмотреть, — тот же мальчик, каким я его знал. Жену бы ему хорошую, вот что, — заключил мужчина.
— Скажи мне, — адмирал помолчал, — трудно с Марией было?
Матвей приоткрыл один ореховый глаз. «Нелегко, — ответил он. «Ну, вначале. Я с ней каждый день занимался, а еще хозяйство, а еще работа — хоть и спокойная, но все-таки. Помогали мне, конечно, — он внезапно поджал губы, будто стараясь скрыть улыбку.
— Кто? — адмирал разлил еще вина.
Матвей все-таки улыбнулся. «Помнишь, постоялый двор, где мы в Бергене жили, когда сестру мою из Углича увезли? Хозяйка там была, Ингрид?»
— Высокая такая, — Виллем почесал бороду. «Помню, конечно».
— Ну, — безмятежно сказал Матвей, — мы же с ней в Бергене, пока вы там женились, пару раз за бутылкой вина посидели. Вдвоем, так сказать, — он рассмеялся.
— Ах ты, — адмирал тоже улыбнулся. «И что, ты ее в Копенгагене встретил?»
— На рынке, — Матвей кивнул. «Она постоялый двор семье среднего сына оставила, а сама в Копенгаген переехала, к старшему мальчику, он у нее капитан был. Ну, слово за слово…, — мужчина пожал плечами. «Конечно, если бы не Ингрид, вряд ли Мария так быстро оправилась. Я ведь, Виллем, даже хотел предложение сделать ей, хоть и глупо, на старости лет…»
— Вовсе не глупо, — адмирал посмотрел в ореховые, красивые глаза и осторожно спросил:
«Умерла она, Матиас?»
— Тем летом, — Матвей помолчал. «Года до семидесяти ей не было». Он помолчал и вдруг сказал: «Вот так оно и случается, Виллем. А ты что тут один сидел?»
Мужчина тяжело, долго молчал и, наконец, сказал: «С Беллой задачи по навигации решали, ну, как все еще спать не пошли, и она у меня спросила: «Дедушка, а как вы думаете, почему мои братья такие разные были?»
— А она что, — Матвей забеспокоился, — знает про всю эту историю с Майклом? Дэниел ей разболтал уже?
— Ну так, — адмирал замялся, — она знает, что Майкл ранил Николаса и забрал у него шпагу.
Что Майкл отравился — тоже знает. А про остальное — нет.
— И не надо, — жестко сказал Матвей. «А что она в Амстердам едет — так Мирьям тоже ей ничего не говорить, не будет, ну, о том деле давнем, за это можно не волноваться. И что ты ей ответил?
— Промямлил что-то, — адмирал вдруг зло, вполголоса, выругался. «Я тебе сейчас расскажу, только Марте не говори, а то, — он сцепил длинные, красивые пальцы, — я хоть и холостяком тогда был, а все же…»
Матвей слушал и, наконец, выпустив дым, вздохнул: «Да. А что дальше было?»
— Не знаю, — Виллем потер лицо руками. «Эти две уехали, за ними на закате шлюпка пришла, я тоже — пошел на корабль ночевать, а на рассвете — с якоря снялся. Понимаешь, ребенку десять лет было, не след ему такое видеть-то».
— А он что, — осторожно спросил Матвей, — все видел? И отца своего — тоже?
— Да уж чего там только не было, — Виллем опять выругался. «Кто ж его знает, сколько он там в углу стоял, сам понимаешь, нам не до этого было».
— А что Ворон? — поинтересовался Матвей. «Ну, как заметил его?»
— Пинком из комнаты выбросил, дверь на засов закрыл и сказал: «Ну, с этим щенком я еще разберусь», — устало проговорил Виллем. «Я вот сидел и думал, — ну что мне стоило на день задержаться, Господь один ведает, что он с ребенком сделал потом».
Матвей хмыкнул. «Меня, хоть отец и бил, но за дело, надо сказать. А тут, — он пожал плечами, — не мучайся ты так, думаешь, Ворон сыновей никогда до этого пальцем не трогал?
Они же с шести лет на «Святой Марии» плавали, думаю, и плети у него отведали, и кулака.
— Все равно, — Виллем поворошил дрова в камине, — вот сейчас сказал тебе, и легче стало. И Марте потом расскажу.
— Ты ж не хотел, — удивился Матвей, допивая вино. «Да и умерли они оба, чего зря вспоминать».
— Все равно, — адмирал упрямо, исподлобья посмотрел на него. «Вон, о Полли сколько не говорили, и Хосе тоже — Джованни мне сказал, что не знает он ничего о Лиме. Ну, что Ворон его отца убил».
— И Мирьям не знает, — тихо сказал Матвей. «Да это вообще — дело давнее, и не узнают они никогда».
— А вот и мы! — раздался с порога веселый голос сестры. «Все, с делами закончили, можно и выпить».
Она опустилась в кресло рядом с мужем и Джованни, садясь напротив, улыбнулся: «А Джон еще за бумагами сидит. И так позже всех приехал, Констанца-то уже спит, наверное».
— Да все спят, — отозвалась Марфа, принимая от мужа бокал с вином. «Ты же сам видел, девочки с детьми так набегались, что уже за ужином носом клевали».