Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
Энни мгновенно расправила шкуры на возвышении. Когда мать вошла в палатку, девушка уже надевала сапоги.
— Ну-ну, — хмыкнула Мэри, оглядев дочь. «А ты куда собралась?»
— Дядя Николас приходил, сказал, что у Констанцы началось, — Энни взглянула на мать и удивленно спросила: «Мамочка, а почему ты покраснела?».
— Мороз на улице, почему еще, — недоуменно ответила Мэри. «Хорошо, я закончу с медведями и сменю тебя».
Она вышла, и Энни, облегченно вздохнув, шепнула: «Ну, кажется, ничего не заметила».
Маленький
— Мистер Смитфилд, — распорядилась Мэри, — давайте сюда нарты, и не забудьте шкуру. А мы с вами, мистер Браун, Джон — она поправила мушкет за плечом, — пойдем дальше, мистер Майкл сказал, что будет заниматься вторым медведем, он на льду, в заливе.
— Такой буран, капитан, — покачал головой Браун, — как мы дальше-то проберемся?
— Я вешки хорошие ставила, — ответила Мэри, — высокие, их не должно было еще снегом занести.
Они шли след в след, двигаясь вдоль появляющихся из морозного тумана вешек, как вдруг Мэри, что ступала первой, крикнула: «Стойте!»
Впереди них расстилалось пространство темной, непрозрачной воды.
— Трещина, капитан, — тихо сказал Браун. «Свежая. Без каяка тут никак, сорок футов до края льда, или даже больше».
— Может, обойти? — робко спросил Джон — и поглядел в обе стороны — трещина терялась в метели, уходя куда-то за горизонт.
Мэри сняла с плеча мушкет и выстрелила. Они застыли, прислушиваясь, и, наконец, Браун вздохнул: «Тут так ветер воет, что ничего не разберешь. И потом…, - он не закончил и настороженно взглянул на Мэри.
— Несите каяк, мистер Браун, — распорядилась она. «Я вас тут подожду».
— Капитан…, - он коснулся ее плеча.
— Выполняйте распоряжение, — велела Мэри, и, не оборачиваясь, застыла у края трещины.
Отойдя на несколько шагов, Джон обернулся — женщины уже не было видно в бесконечной, непроглядной снежной буре.
Она вытащила каяк на лед и оглянулась — сквозь метель уже ничего не было видно. «А ведь может быть еще одна трещина, — подумала Мэри, — и тогда нам уже не выбраться, без лодки.
Еще неизвестно, — она посмотрела вдаль, — что там впереди, если эту льдину оторвало, то нас может унести в открытую воду».
Женщина вздохнула и, ставя вешки, медленно пошла по занесенному снегом льду. «Такой туман, — она вытащила компас, и, прищурившись, постояв немного, вскинула голову. «Тогда мы шли на северо-запад, — хмыкнула Мэри, — потом я убила второго медведя и мы вернулись к островку. Все правильно».
Она взяла в руку мушкет и, осторожно ступая, вдруг, едва слышно рассмеялась: «Вот оно, значит, как. Семь лет. Видела я, конечно, что Михайло Данилович на меня смотрит, да подумала — он только овдовел, другие у него заботы, да и не любит он, чтобы за него решали — это сразу видно. Так и разошлись, слова друг другу, не сказав. Ну, ничего, зато теперь все хорошо будет».
— Это, конечно, — прозвучал холодный, чужой голос в голове Мэри, — если ты его живым найдешь.
Она стиснула зубы и упрямо, громко проговорила: «Он выберется, не такой Михайло Данилович человек, чтобы пропадать».
— Не такой, — раздался из тумана смешливый голос.
Мэри ахнула и, сделав шаг к нему, строго сказала: «А ну немедленно за мной, у меня там каяк, у трещины. Ты в воду упал?»
— Упал, — он рассмеялся. «Как раз подо мной лед и начал проламываться. До второго медведя мы, боюсь, не дойдем, мадам Мари».
— У тебя зубы стучат, — Мэри подтолкнула его. «Не разговаривай, пожалуйста, сейчас надо быстро добраться до дома».
— Когда я в последний раз заблудился, — сказал Волк, чихая, идя вслед за ней, — там, в Сибири, моя невеста вышла замуж за другого человека. Я, знаешь, не хотел, чтобы это повторилось.
Мэри невольно рассмеялась, и, столкнув каяк в воду, велела: «Забирайся, и ложись на дно.
Дома я тебя раздену, выпьешь горячего рома, и будешь спать. Хорошо еще, что апрель на дворе, а не декабрь, — она чуть помрачнела, и Волк, приподнявшись, приложив ее руку к губам, тихо сказал: «Прости меня, пожалуйста».
Она, на мгновение, наклонилась, и, поцеловав горячий лоб, озабоченно проговорила: «У тебя жар, закрой глаза и молчи. Скоро будем в лагере».
Женщина ловко взмахнула веслом и каяк, медленно скользя по тихой, темной воде промоины, исчез в густой, морозной пелене.
— Как холодно, — подумал Волк. «Вроде и костер горит, и под шкурами лежу, а все равно — холодно». Он почувствовал ловкие, нежные женские руки, что раздевали его, и, закашлявшись, сказал: «Я, конечно, мечтал об этом, но не думал, что все будет так скоро».
Она умело растирала его, и вдруг рассмеявшись, отвела глаза куда-то в сторону. «А, — подумал Волк, — увидела все, что надо. Ну, ничего, я же ей говорил, что наверстаю — так оно и будет». Мэри ласково приподняла его голову и велела: «Выпей рома, и спи. Сейчас тебе станет теплее. Я пойду к Констанце, она рожает».
— Надо сказать, — подумал мужчина, и, взяв Мэри за руку, остановил ее: «Послушай, — он с усилием поднял веки, — ты должна знать…, У меня есть сын, маленький Питер. Подожди, — он увидел, что Мэри открыла рот, — ему сейчас как раз год, следующим месяцем. Констанца — его мать».
— Но как…, - растерянно пробормотала женщина. «Как же это?».
— Так, — он устало выдохнул. «Он. будет жить с ней и Николасом».
— Ты спи, — Мэри коснулась губами его руки. «Спи, пожалуйста. Я все понимаю, — она вдруг улыбнулась, — месье Мишель».
— Мадам Мари, — прошептали красивые, обветренные губы. «Вернись потом…, ко мне».
— Вернусь, — она перекрестила Волка и, устроив его под шкурами, уже на пороге палатки, оглянулась. Он спал, чуть вздрагивая, и Мэри вдруг, едва слышно сказала: «Господи, ну позаботься ты о нем, пожалуйста. Сделай так, чтобы он был счастлив».