Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

Шульман Нелли

– Завтра тебя переведут в другой госпиталь… – в голубых глазах юноши, майор увидел издевательский смех.

Миновав последние, окраинные бараки Джинджин-Сумэ, он вырвались на степной простор, на плоскую, безжизненную равнину. Вдалеке, в жарком мареве, Степан увидел очертания самолетов. Поле даже не огородили. Вместо ворот стояло два бревна, с грубым шлагбаумом, и будка, где дремал часовой.

– У нас аэродром похож, – развеселился Степан, – только шлагбаума нет.

Майор отлично знал, что летчики, с обеих сторон, поднимаются в воздух по одинаковому расписанию:

– Не зря Смушкевич нам читал протоколы допросов пленных… –

машина ехала мимо аэродрома, по совершенно пустой дороге. Майор надеялся, что она такой и останется. Фашист что-то мурлыкал, себе под нос. Степан, осторожно, незаметно, оглянулся. Будка часового скрылась за поворотом. Искоса посмотрев на поле, он замер. Перед ним стоял мессершмит, с императорскими хризантемами, на крыльях. На такую удачу майор и не рассчитывал:

– Конечно, он может быть не заправлен… – Степан заставил себя сидеть спокойно, – черт с ним, пятьдесят километров до реки я протяну. Главное, на свои самолеты не нарваться, и не попасть под зенитную артиллерию… – голову припекало солнце. Дорога повернула, машина скрылась за маленьким холмиком.

Вскинув ладони, Степан ударил стальными наручниками, по белокурой голове водителя. Майор перехватил руль. Металл врезался в руку, по пальцам потекла кровь. Прижимая фашиста к борту, Степан бросил машину к обочине. Русский, сдавленно, матерился, вырываясь. Степан, разъяренно, вдавил сталь ему в лицо, ломая нос, разбивая губы. Машина упала на бок, они выкатились на горячую траву. Степан оказался сверху. Фашист даже не успел закричать. Превозмогая боль в руках, Степан ударил его затылком о раскрытую дверь машины. Юноша, дернувшись, затих.

Степан убил его выстрелом в ухо, через свою скомканную, закапанную кровью, японскую гимнастерку. Переодевшись, он замыл форму фашиста водой, из канистры. Сапоги невыносимо жали. Степан, больше всего, боялся, что за оставшиеся до аэродрома два километра, на дороге, кто-нибудь, появится.

Документы у фашиста оказались на японском языке. Степан понял, что даже не знает его имени.

– И не хочу знать… – сначала он собирался облить труп и машину бензином, и поджечь, но передумал. Часовой, на аэродроме, заметив дым, мог поднять тревогу.

Степан, правда, не намеревался оставлять часового в живых, но ему не стоило привлекать к себе внимания.

Сунув вальтер в карман кителя юноши, он оставил его японский, офицерский револьвер в кобуре. Ветер шевелили окровавленные, светлые волосы, в мертвых, голубых глазах отражалось яркое солнце. Проверив оружие, Степан пошел на север, к аэродрому.

Тамцаг-Булак

Заполнением наградных листов и ведением списков погибших летчиков, в двадцать втором истребительном полку, занимался помощник начальника штаба. Сегодня, из города, привезли запечатанные пакеты с орденами. Связка лежала на большом, врытом в землю деревянном столе, в штабной палатке. Жаркий ветер вздувал полотнища, день обещал стать раскаленным. Мерно скрипело перо. Политрук стоял, засунув руки за портупею. По спине стекал пот. У разгонных машин И-153 копошились техники. На карте, пришпиленной к холсту палатки, летчики отмечали места крушений. Вчера в белом пространстве появилась новая точка. Воентехник вернулась из поиска с заплаканным, покрасневшим лицом, с припухшими глазами.

Васильев нашел усовершенствованный И-15 майора Воронова:

– Исполняющий обязанности командира полка хочет забрать себе истребитель.

Говорит, что отличная машина, – сам политрук в самолетах не разбирался, но такое ему, по должности, и не требовалось.

К месту вынужденной посадки майора отправили техников, на машине. По докладу Князевой, в истребителе было повреждено только шасси. Вызвав из Тамцаг-Булака уполномоченного НКВД, Васильев попросил его сопровождать техников. Политруку не нравилось, что тела майора не оказалось рядом с истребителем. Если он, раненым, попал в плен к японцам, о таком надо было знать. Кроме того, уполномоченный собирался забрать труп диверсанта, застреленного Князевой. Девушка сказала, что у белогвардейца был офицерский ТТ.

Пистолет придавливал бумаги на столе перед Васильевым. ТТ напоминал оружие Воронова, но в полку, как и везде у летчиков, с такими вещами царила неразбериха. Офицеры менялись пистолетами, подхватывали бесхозное оружие. Невозможно было, по номерам, понять, кому принадлежал ТТ.

– У японцев они тоже имеются, трофейные… – Васильев надеялся, что тело майора найдут. Гибель в бою не бросала тени на славное имя полка, в отличие от пропажи без вести.

Техники, кое-как, восстановили шасси. Пришлось посылать на место аварии свободного летчика. Уполномоченный НКВД запретил, до проверки показаний, пускать Князеву к штурвалу. Рация в И-153 майора была разнесена вдребезги. Судя по пулям, в него, стреляли японские истребители.

Васильев, облегченно, выдохнул. Воздушный бой, действительно, состоялся. Майор Воронов не бросал машину, не перебегал на сторону японцев. Следы крови на кабине и на траве ничего не доказывали. Майор, если он был шпионом, мог обставить свое исчезновение, с большой правдоподобностью.

– Он не шпион… – Васильев смотрел на техников, – он честный, советский человек. Уполномоченный видел его личное дело. Он пьет, склонен к дебошам. Такого никто вербовать не будет, – среди других, на столе лежал пакет с Красным Знаменем майора Воронова. Политрук справился в бумагах. Орден полагалось отослать брату майора. В личном деле указывалось, что Петр Семенович работает в органах НКВД.

Политрук вспомнил:

– Правильно. Он приезжал, на Дальний Восток, наводить порядок, когда мерзавец Люшков перебежал к японцам. Черт, хоть бы нашли труп майора… – без трупа, извещение о пропаже брата без вести, могло приостановить продвижение Петра Семеновича по службе.

Воентехник Князева тоже была на поле. Политрук прищурился: «Она и не спала сегодня». Вчера уполномоченный НКВД увез девушку в Тамцаг-Булак, на допрос. Ее вернули с машиной только утром, перед завтраком. В столовой Васильев, искоса смотрел на усталое, лицо, со следами слез на глазах. Веки совсем запухли. Сгорбившись, она обхватила узкими ладонями, стакан с чаем. На щеках и лбу красовались заживающие, помазанные йодом царапины. По словам девушки, она дралась с диверсантом.

– Григорий Иванович, – хмыкнул Васильев. Он читал протокол предварительного допроса:

– Если Князева и Воронов работали вместе? Если Григорий Иванович, просто шофер? Они его убили, чтобы отвлечь внимание от побега Воронова. Но в ЗИС-5, правда, нашли рацию. Может быть, Григорий Иванович был их сообщником, грозил их выдать… – он закурил:

– Но Князеву не арестовали, сюда вернули. До воздуха, правда, велели не допускать, но ей туда и нельзя, она еще не летчик. Теперь на ней пятно, она подозрительна… – Васильев, внезапно, рассердился: