Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
Шрифт:
– Чемберлен в палате общин выступает… – понял Питер:
– Ему не дадут пойти на мир с Гитлером, никогда. Мы все будем воевать, каждый на своем месте. Лаура и Джон в Блетчли-парке, мама в парламенте, Стивен летает… – сквер осветили фонари.
– Я продолжу делать сталь и бензин… – услышав из коридора звон гонга, Питер спустился вниз. Через дверь доносился жалобный, младенческий рев. Питер откинул засов: «Тони… Что такое?». Она была в американских джинсах, в клетчатой рубашке, в коротком, суконном жакете. Белокурые волосы падали на плечи, глаза припухли от слез. Ребенок, тоже белокурый, внезапно замолчал. Мальчик поднял на Питера серые, большие, в темных ресницах глаза.
Тони всхлипнула:
– Питер… Няня отпросилась, Уильям капризничает, у него зубы режутся. Папе нужен морфий… – Питер, спокойно, забрал у нее мальчика, покачав ребенка:
– Здравствуй, мой хороший. Я твой дядя, мы еще не виделись… – Тони сглотнула:
– Джон в Уайтхолле, на всю ночь. Врач не может отойти от папы, ему плохо… – она расплакалась, Уильям закричал. Питер, почти насильно, завел кузину в переднюю:
– На кухне молоко, в рефрижераторе. Согрей Уильяму. Давай рецепт и деньги… – он взял пальто:
– Я быстро. Думаю, аптекарь на Брук-стрит еще не закрылся… – он отдал ребенка кузине. Прозрачные глаза Тони наполнились слезами:
– Папе больно. Я не могу, не могу на это смотреть… – Питеру пришлось спуститься с ними на кухню. Усадив девушку за стол, он согрел молоко. Порывшись в шкафах, Питер нашел печенье. Поставил перед ней чашку свежего кофе, он подвинул сигареты:
– Вернусь через четверть часа… – Уильям, на коленях у матери, причмокивая, грыз бисквит.
– Пей кофе, – велел Питер, – и отдыхай. Я обо всем позабочусь… – на пороге кухни он оглянулся. Тони сгорбилась, по нежной щеке ползла слеза. Оказавшись на улице, он, почти бегом, направился в аптеку.
Блетчли-парк
2 сентября 1939
В большой столовой, на первом этаже каменного, основного здания усадьбы, было шумно. Звенели тарелки, пахло вареной фасолью и горячими тостами. На всех армейских базах кормили одинаково, но, когда Стивен летал в Шотландии, тамошние повара подавали на завтрак не только яйца, и сосиски. В Глазго, на аэродроме, авиаторам приносили копченую селедку, блины и оладьи, с черничным джемом, свежее, овсяное печенье, с мягким сыром. Здесь завтрак оказался беднее.
Начальник Секретной Разведывательной Службы, мистер Мензес, сказал Стивену, что в Блетчли-парке работает две тысячи человек. Майор оглядел столовую:
– Очень, много молодежи. Мензес упоминал, что они нанимают выпускников Оксфорда и Кембриджа… – сегодня, с южных авиационных баз, через пролив, перегоняли две сотни новых бомбардировщиков. Стивен приехал в Блетчли-парк поздно вечером. По радио передавали отчет о заседании палаты общин. Чемберлен, в длинной речи, ни разу не упомянул об ультиматуме. Лидер лейбористов, Артур Гринвуд, в ответе премьер-министру, едва успел сказать: «Я говорю от имени рабочего класса», как его прервали. Консерваторы и лейбористы закричали: «Мистер Гринвуд, надо говорить от имени Англии!». Парламент потребовал от кабинета министров предъявить ультиматум Гитлеру. Чемберлен попросил отсрочки, ссылаясь на плохую связь с Парижем. Французский парламент собирался сегодня, в субботу.
Стивен пил крепкий чай, посматривая на большие часы, на стене столовой, над головами группы юношей, не старше двадцати пяти лет, в штатских костюмах. Они склонились над какими-то стопками бумаги. Один из молодых людей, темноволосый, поднял голову. Улыбаясь, он подал Стивену руку:
– Простите мою смелость, мы официально не представлены. Я узнал кортик… – он кивнул на авиационный китель майора Кроу. Стивен понял:
– Я здесь, кажется, единственный человек, в форме. У военных разведчиков есть звания, однако, они все пиджаки носят…
На завтраке Стивен увидел и девушек, в платьях, но кузины Лауры не было. Спрашивать о ней майор Кроу считал неудобным. Армейская дисциплина не поощряла подобный интерес. Стивену, все равно, ничего не сказали бы. Молодой человек оказался ровесником Стивена. Он объяснил, что дружит с Маленьким Джоном. Юноша тоже учился в Кембридже, на два курса старше графа Хантингтона:
– Он ушел из математики, – вздохнул мистер Тьюринг, – занимается работой в других областях. Жаль, он мог бы защитить докторат. Он очень способный… – мистера Тьюринга звали Аланом. Кузен Джон, по его словам, много рассказывал о семье, упоминая и кортик Ворона. Математики оживились, увидев Стивена, и пригласили майора пересесть за их стол. Они говорили о вчерашнем заседании парламента. Отсрочка, выторгованная Чемберленом, истекала завтра утром. Маленький Джон был в городе. Стивен подозревал, что кузен сидит на бесконечном совещании в Уайтхолле. С математиками они тоже говорили о грядущем начале войны. Все согласились, что Чемберлен, в очередной раз, показал полную несостоятельность.
– Он долго на посту не продержится, – заявил кто-то, – невозможно, чтобы страну, во время войны, возглавлял человек три года назад испугавшийся Гитлера. Хватит политики умиротворения, Германию надо поставить на место, раз и навсегда… – после завтрака, Стивен шел в подвал, где стояли радиопередатчики. Для переговоров с французскими авиационными базами в Блетчли-парке, за неделю, разработали особый код. Мистер Деннистон, глава шифровальной школы, вчера заметил Стивену, что немцы тоже не сидят, сложа руки.
Он, недовольно, затянулся сигаретой:
– Поляки передали результаты дешифровки немецких кодов. Тем не менее, нам пока не удалось взломать сообщения, отправляемые с помощью машины «Энигма». Это очень большая задача, а теперь… – Деннистон посмотрел на часы, – теперь непонятно, что случится с польской армией, с польской разведкой, и тамошними коллегами… – по радио сообщали, что поляки сражаются с войсками Гитлера.
В Блетчли-парке, ночью, Стивен узнал о бомбежках польских городов. Он вспомнил налет Люфтваффе на Мадрид, опять увидев мертвое лицо Изабеллы. Ему дали маленькую комнату, с ванной, в одной из пристроек, где размещались сотрудники базы. Стивен понял, что девушки живут отдельно. Ночи здесь были тихими, но свет в окнах коттеджей не тушили. В Блетчли-парке работали круглосуточно. Он сидел на подоконнике, покуривая, отхлебывая остывший чай:
– Немцы не сидят, сложа руки. Они тоже читают британские переговоры, взламывают шифры. У них много хороших математиков. Вовремя Питер уехал, ничего не скажешь… – Стивен надеялся, что, перед отлетом во Францию, он получит разрешение, хотя бы на день, остаться в Лондоне.
Он с Рождества не видел семью:
– Лаура, в замке, усталой казалась… – он вспомнил, что кузина отправилась обратно в Блетчли-парк сразу после праздника, – теперь я понимаю, почему… – майор Кроу поднял голову. Среди звезд двигалась какая-то точка. Он хорошо знал расположение авиационных баз. Это был тренировочный полет, с восточного побережья. Стивен понимал, что немцам ничего не стоит пересечь пролив, и обрушить бомбы на Лондон. От баз Люфтваффе на Северном море, до столицы, было не больше часа полета.