Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
Шрифт:
– Просто наш долг, миссис Майер. Где у вас можно вымыть руки? – Пауль гордо ответил: «Я… покажу…»
– Все вместе покажем! – потребовали девочки. Отдав Майерам сверток с подарками, Питер пошел, с детьми в крохотную ванную.
Мэйфер
Питер остановился у ограды парка на Ганновер-сквер, посмотрев на особняк его светлости. Вечер был ранним, фонари пока не зажигали. Матери и няни расходились по домам, провожая детей. Он думал, что увидит кузину Тони, но в парке ее не было. Питер заметил, что шторы в гостиной первого этажа дома Холландов задернуты.
Мать
– Не надо, – сказал себе мужчина, – маме тяжело. Они, должно быть, с дядей Джоном, встречались… – Питер шел домой, среди вечерней толпы, думая, что мать овдовела в двадцать пять лет, когда он сам и не родился:
– Дядя Джон тогда был женат, и дядя Джованни тоже. Потом они вдовцами остались, Ворон с леди Джоанной пропали… – выходя из метро, Питер купил The Times. Заседание парламента пока не началось. Он просмотрел газету, с папиросой и чашкой кофе, в кондитерской на Брук-стрит, за углом особняка дяди Джованни. Сюда они бегали детьми, с Маленьким Джоном, Стивеном Кроу и Лаурой. Питер бросил взгляд на сладости, в витрине:
– Сегодня в меня больше ничего не влезет… – у Майеров он, отлично пообедал, вспоминая Чехию. Миссис Майер приготовила грибной суп, и говядину в сливках, с кнедликами. Они выпили чай, с кексом. Питер подмигнул Майерам:
– Отдохните, мы на карусели сходим… – девочки и Пауль убежали одеваться:
– Он очень вырос, – ласково сказал Питер, – я его в первый раз увидел, когда ему восемь исполнилось. Он тогда пятилетним выглядел. А сейчас ему одиннадцать, он читать научился, писать… – Людвиг сказал, что Пауля берут подручным, на верфи, по его просьбе:
– Мы сами с ним будем заниматься… – взрослые сидели за кофе и сигаретами, – в обычную школу подобных детей не принимают… – Клара, тихонько, вздохнула:
– Может быть, если я в театр вернусь, то и Пауля удастся рабочим устроить. Столяром, плотником… – девочки шли в подготовительный класс школы, где, с понедельника, начинала преподавать Клара. Майеры говорили с Питером на английском языке, неуверенном, с акцентом. Людвиг улыбнулся:
– Мы старались, в Ньюкасле. Думаю, через несколько лет мы начнем свободно объясняться. Детям легче, конечно… – в Хэмпстедском парке Питер купил ребятишкам мороженое. Они катались на качелях, девочки бегали наперегонки. Пауль сидел, прижавшись к боку Питера, держа мужчину за руку. Мальчик не расставался с детской книгой, в потрепанной обложке. Питер заглянул через плечо ребенку. Он вспомнил это издание.
Мать, ласково, говорила маленькому Питеру:
– Ты тоже кролик, мой хороший… – Питер, маленьким мальчиком, засыпал и просыпался со сказками мисс Беатрис Поттер. Адель и Сабина вернулись на скамейку. Девочки попросили, в один голос:
– Дядя Питер, почитайте, пожалуйста. Мама нам читает, каждый день, но медленно… – он вспоминал свой голос:
– Жили-были на свете четыре крольчонка, и звали их так: Флопси, Мопси, Ватный Хвост и Питер… Девчонки заявили, что их зовут Флопси и Мопси, Пауль стал Ватным Хвостом. Они отлично поиграли, в семью кроликов.
Питер поднялся по ступеням особняка, доставая ключи. Над головой золотилась эмблема «К и К», ворон, раскинувший крылья, обвитый надписью: «Клюге и Кроу. A. D. 1248».
Он снял кашемировое пальто,
– В следующие выходные… – Питер сделал себе пометку, на листке, где он записал адрес Майеров. Внизу мужчина добавил: «Завести блокнот, завтра!»
Питер, невольно, улыбнулся, ослабив галстук, спускаясь на подвальную кухню:
– Надо было маму попросить, взять блокнот в тюрьму. Ладно, в кабинете у меня тетрадей много… – на кухне ничего не изменилось. Питер помнил большой, дубовый стол, и медные сковородки, под потолком, с подростковых лет. Когда Питер рос, Юджиния держала няню.
Женщина, не только ухаживала за мальчиком, но и готовила. После отъезда сына в Итон, тогда еще миссис Кроу, не стала нанимать слуг:
– Семейная традиция, – усмехалась женщина, в разговорах с Питером, – я справляюсь. Бабушка Марта меня всему научила… – Питер, в Берлине, готовил сам, не рискуя пускать в дом непроверенных людей, наверняка, работающих на СД. Для уборки приходила еврейская женщина. Питер держал ее визиты в тайне. Максимилиан фон Рабе, однажды, пытался навязать ему поденщицу, но Питер отказался:
– Я люблю работать руками. Ничего зазорного в этом нет. Я спускался в шахту, плавил сталь. Фюрер учит, – высокомерно добавил Питер, – что труд есть дело чести, дело доблести каждого немца… – увидев усмешку в глазах Генриха, он ловко свел разговор на что-то другое. Макс ничего не заметил. Питер, потом, в сердцах, сказал другу:
– Я не виноват, что Сталин и Гитлер одинаково выражаются… – цитата из Сталина пришла в голову Питеру совершенно неожиданно. Он обладал отличной памятью, и за годы работы привык держать в голове сведения, нужные в Лондоне.
Питер поднялся в кабинет, с чашкой кофе, устроившись у китайского, лакового комода. Он посмотрел на аккуратный почерк матери:
– Нью-Йорк, Вашингтон, Париж, Мон-Сен-Мартен, Иерусалим… – Питер полюбовался картиной, присланной кузеном Мишелем:
– Мишель холст нашел, когда я в Берлине подвизался… – хрупкая женщина, в темном камзоле, сидела на валуне, у ручья, лукаво смотря через плечо. Бронзовые волосы тускло блестели в низком, вечернем солнце. В парке он показал детям Майеров крестик. Девочки восторгались, Пауль улыбался:
– Я его… видел, видел у Петера… – он рассказал детям легенду о крестиках. Адель широко открыла темные глаза: «Значит, второй потерялся, дядя Питер?»
Когда речь заходила о крестике, кузен Теодор, хмуро отзывался:
– Я его в России оставил, на войне… – больше у него ничего не спрашивали.
– Может быть, – ответил Питер девочке, – и найдется он, милая. У нас много семейных реликвий… – он вспомнил, что пистолет лежит в сейфе, в спальне матери:
– Надо его забрать, – решил Питер, – пусть при мне будет. Но гитлеровцев мы на британскую землю не допустим. И вообще, война скоро закончится, Германия придет в себя. Генрих сможет приехать в Лондон, мы повидаемся… -часы прошлого века медленно пробили семь: