Вельяминовы. Время бури. Книга вторая
Шрифт:
– Выброси конверт. Все закончилось, ты больше никогда не увидишь ни его, ни фон Рабе… – девушка толкнула дверь, зазвенел колокольчик. Взяв с прилавка «Прощай, Берлин», Ишервуда, Тони спряталась за стеллажами. Читая письмо, она, впервые, подумала:
– Они с Питером похожи, странно. Только Воронов, выше. А в остальном, будто братья… – он просил прощения, что не писал раньше. Петр обещал забрать ее из Лондона, вместе с ребенком, в конце марта, когда он закончит некую, как выражался Воронов, срочную работу.
– Еще чего не хватало, – недовольно подумала Тони, – он, оказывается, знает о малыше. Фон Рабе ему сказал, не иначе. Немцы, до войны, следили за Маленьким Джоном, а я его сестра. Петр вбил себе в голову, что в Барселоне я его выгнала, из-за беременности. Я была беременна, но не от него… – в конце марта, Тони намеревалась оказаться далеко от Лондона.
– Пусть приезжает, ищет меня. Пусть что хочет, то и делает… – она насторожилась, услышав шум в спальне. Тони едва успела спрятать письмо. Питер, наклонившись, поцеловал мягкие, отросшие волосы на затылке:
– Мне пора идти, но я не могу, не могу… – от нее пахло лавандой, она вся была теплая, мягкая. Питер обнимал ее за плечи:
– Всего неделя осталась. Как я ее люблю, как люблю. Уильям меня папой стал называть. Тони не слышала, надо ей сказать. Она обрадуется… – Тони скользнула в его руки, он опустился на колени перед креслом. Шелк чулок холодил губы, за ним все было горячим, обжигающим, близким. Питер блаженно закрыл глаза, услышав ее стон: «Еще, еще, милый… Я люблю тебя, люблю…»
– Они, действительно, похожи… – Тони скрыла улыбку, раздвинув ноги, глядя в потолок:
– Но мне никого, кроме Виллема, не нужно. Я его добьюсь… – она закусила руку, кресло поскрипывало, Тони мотала головой. Потянув его на ковер, Тони устроилась сверху:
– Последний раз, – она приникла к Питеру, целуя его, – последний раз. Через неделю я буду с Виллемом, навсегда.
За окном спальни хрипло закричала ночная птица. Повернув голову, Тони увидела большую, бледную луну и черные силуэты самолетов. Истребители патрулировали Лондон.
В ресторане на вокзале Паддингтон было шумно, звенела касса. За большими, выходящими на перрон окнами, свистели поезда. Леди Кроу, в твидовом жакете, с воротником черного каракуля, при шляпе, зажав под мышкой The Times, изучала исписанную мелом доску, над стойкой бара.
– Баранина молодая, тетя Юджиния, – повернулся к ней полковник Кроу, – на базе Бриз-Нортон только ей и кормят. Тем более, здесь мясо из Уэльса, наверняка, – они заняли отдельную кабинку. Баранина, действительно, оказалась с запада, с полуострова Гоуэр, где овцы паслись на приморских лугах. Они заказали шесть дюжин устриц, баранью ногу с мятным желе, и цветную капусту в сырном соусе, с горчицей. Юджиния заметила:
– На обеде овощи тоже подадут, но в «Лэнгхеме» повар, француз. Мы едва его уговорили ростбиф сделать. Цветную капусту он обещает в суфле превратить… – Юджинии принесли бокал белого, холодного лиллета, а полковнику, джин с тоником. Для Джованни они взяли шотландский виски, и две бутылки вина, к устрицам и мясу.
Стивен вздохнул:
– Цены, взлетели. Пролив кишит немецкими подводными лодками. Перейдем на местную продукцию. В Оксфордшире у многих фермеров, в сараях, стоят аппараты. Гонят сидр, и кое-что крепче… – на десерт они выбрали пирог со свежим ревенем. В «Лангхэме» подавали шоколадный торт, и груши в сахарном сиропе, с ванильным мороженым и фиалками.
Полковник сегодня приехал в Лондон, на своей машине. Его приютил дядя Джованни, на Брук-стрит. Стивену, до сих пор, было немного неудобно разговаривать с отцом Лауры. Дядя позвонил на базу:
– Милый мой, не надо болтаться в клубе. Все опытные слуги ушли в армию. Набрали юнцов, понятия не имеющих о нуждах джентльмена… – Джованни подытожил:
– У тети Юджинии суматоха, со свадьбой, у его светлости, тем более. Мы с тобой отлично устроимся, незачем тратить деньги на отель.
Стивен, с облегчением, услышал, что Лауры на свадьбе не ожидается. Дядя объяснил, что дочь занята, и уехала из Блетчли-парка:
– Очень хорошо, – мрачно подумал полковник, – иначе я бы не знал, как в глаза ей смотреть… – отправив письмо Лауре, из Франции, Стивен сказал себе:
– Я поступил правильно. Нельзя давать девушке ложных надежд. И война на дворе… – ожидая дядю Джованни, они с Юджинией говорили о новом премьер-министре, во Франции.
Леди Кроу пожала плечами, отпив аперитив:
– По слухам, он очень решительно настроен. Однако, у него еще правительство, где не все министры выступают за активные военные действия. Маршал Петен считает, что надо заключить перемирие с Германией…
Стивен дернул гладко выбритой щекой:
– Маршалу Петену девятый десяток, он выжил из ума. В Реймсе я познакомился с полковником де Голлем, танкистом. Подобные люди и должны воевать, тетя. Он говорил, что Британия и Франция проиграют, если не будут действовать, самым решительным образом… – полковник вспомнил тишину на авиационной базе, под Реймсом, чистое, голубое небо.
Первые две недели наступления в Сааре они бомбили немецкие аэродромы и железные дороги. Потом французы отвели пехоту в тыл, боевые вылеты прекратились. Авиаторам разрешили только тренировки. Они ездили в город, на концерты и танцы, ходили в кино, играли в футбол с расквартированными по соседству частями:
– Мишелю, хотя бы, удалось побыть в наступлении… – Стивен встретился с кузеном Теодором, когда французские войска покинули Саарланд. Он не знал, что кузен пошел в армию. Стивен подумал, что ослышался, когда ему позвонил дежурный по базе:
– К вам француз, майор Кроу, военный инженер. Майор Корнель, – кузен ждал во дворе, покусывая травинку. Осень стояла теплая, сухая. В траве, по краям аэродрома, трещали кузнечики:
– Пустить бы танки через Рейн, – с тоской, подумал Стивен, – после артиллерийской подготовки, смешать бошей с землей… – англичане, на фронте, подхватили французские словечки. Стивен понятия не имел, где служил кузен Мишель. Тетя написала, что капитан де Лу, с батальоном, расквартирован где-то на семидесяти милях границы с Германией. Стивену все не удавалось справиться о родственнике в Реймсе, в штабе. По соображениям безопасности аэродром находился далеко от линии фронта.