Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Мелуха такого не потерпит. Но что делать? Есть евреи, они должны где-то молиться, это заповедь… – Исаак посапывал, она зевнула:
– Лейзер учит Мишну, с комментариями рава Судакова покойного, в честь родителей Исаака… – они не знали, что случилось с отцом и матерью мальчика, но Лейзер объяснил:
– Вряд ли они живы, милая. Положено читать Мишну, в память о них… – борясь с желанием закрыть глаза, Фаина услышала осторожные шаги:
– Спи, любовь моя, – ласково сказал Лейзер, – спи, пожалуйста. Давай мне малыша… – он впервые взял Исаака
– На обрезании он лежал у меня на коленях… – мальчик, недоуменно, пискнул, – от меня табаком пахнет, ему такое не понравится… – Лейзер, примерно, знал, что надо делать:
– К холодной воде он привык… – он подмыл мальчика в гремящем туалете, – но надо его перепеленать, успокоить… – Исаак, обиженно, плакал:
– И пеленки надо простирать… – удерживая одной рукой ребенка, Лейзер возился с тряпками, – только куда их повесить… – дверь туалета приоткрылась, кто-то повел фонариком:
– Идите в мое купе, товарищ, – позвал пожилой голос, – отдохните, с малышом… – проводник забрал у Лейзера мокрые пеленки:
– На титан повесим. До пяти утра идем без остановок, а к той поре все высохнет… – Лейзер что-то, смущенно, пробормотал, проводник отмахнулся:
– Я к приятелю загляну, в соседний вагон. Сидите, не будете же вы три часа по вагону бродить… – в крохотном купе Исаак успокоился. Светлые прядки волос выбивались из-под чепчика, голубые глазки мальчика сонно моргали:
– Фаина говорит, что он улыбается. Ему всего три недели, а он улыбается. Наш сыночек, наш Исаак… – ребенок сморщил изящный нос, на щеке появилась ямочка. Исаак смешно чихнул, Лейзер прижал его к пиджаку:
– Видишь, какой хороший человек нам встретился, сыночек. Спи, милый… – шепнул он, – я тебе песенку спою. Скоро тебе три года исполнится, мы тебя пострижем, я тебе покажу буквы. Выучим с тобой Тору, примемся за Мишну, за Талмуд. Спи, Исаак Судаков…
Постукивали колеса, уютно похрапывал мальчик. Лейзер, вполголоса, мурлыкал:
– Рожинкес мит мандлен, шлоф же, Ицеле, шлоф…
Часть четвертая
Британия, декабрь 1958 Лондон
Трубку телефона подняли, девичий пальчик покрутил диск:
– Ее величество сама звонила из Бристоля в Эдинбург… – восторженно сказала девочка, – теперь больше не нужен оператор. Достаточно набрать код… – она сверилась с вырезкой из газеты, – например, 031, и система сама соединяет тебя с Шотландией… – в гостиной уютно пахло выпечкой. На мраморном камине, среди вороха приглашений и открыток возвышалась бронзовая ханукия. Шмуэль погладил ластящегося к нему Томаса Второго:
– Елку вы еще не ставили. После Хануки, что ли, собираетесь… – Лаура кивнула:
– Деревья из Норвегии везут, для нас и тети Марты. Инге и Сабина звонили, обещали, что груз придет вовремя… – Шмуэль удивился:
– Ты говорила, что они сейчас в Копенгагене, в институте Бора… – кот вспрыгнул ему на колени. Лаура отозвалась:
– Угу. Но они начали приводить в порядок семейный участок, на озере Мьесен. Инге на связи с родными местами… – судя по яркому фото, в серебряной рамке, Сабина оправилась, после аварии. Ее с мужем сняли на велосипедах, рядом с величественной громадой замка Эльсинор:
– Дорогая мама, – вспомнила Лаура, – у меня все в порядке. Дядя Эмиль и его упражнения очень помогли. Здешние врачи обещают, что скоро пройдет и хромота. Инге очень много работает, он готовит первую монографию и ведет занятия со студентами, а я открыла собственную студию. Датский язык сложнее норвежского, но я справляюсь… – на следующем фото, Сабина, в окружении малышей, стояла в светлой комнате, с мольбертами и гончарным кругом:
– В институте у многих есть дети, здесь работают иностранные ученые, поэтому мы говорим и по-английски… – Сабина преподавала рисование и ремесла:
– Мы откладываем деньги, на строительство дома, в Норвегии. Я хочу заняться линией аксессуаров, но для своего магазина тоже нужны наличные… – Инге и Сабина прислали ранние, рождественские подарки. Лаура качнула изящно причесанной головой. Филигранные, серебряные серьги с янтарем, едва слышно зазвенели:
– Очень красивый рисунок, Сабина вдохновлялась древними украшениями викингов… – опустив трубку, она добавила:
– В общем, в последнюю неделю в Лондоне все только и делают, что звонят в Манчестер или Шотландию. Дядя Джон, кстати, едет на Рождество в Балморал, с наследным герцогом и Полиной… – Шмуэль подумал:
– Хорошо, что дети оправились, после смерти Ционы… – известие о похоронах герцогини они получили от дяди после истечения срока траура по матери:
– Мне очень жаль, – писал герцог, – но врачи не справились с воспалением легких. Церемония прошла на семейном кладбище, в Банбери. Я похоронил Циону рядом с надгробным камнем Эммы… – они с Иосифом видели строгий памятник, белого мрамора, с темными, фортепианными клавишами:
– На прошлой неделе, когда мы прилетели в Лондон, еще сияло солнце, – Шмуэль взглянул за окно, – а сейчас который день идет дождь. Очень изменчивая здесь погода… – с братом он встретился в Риме. В аэропорту, Иосиф, весело сказал:
– Первая сессия сдана досрочно. Папа поворчал, но отпустил меня, с обещанием привезти всем подарки… – в Лондоне близнецы оказались, следуя телеграмме дяди Меира.
Полковник Горовиц хотел сам привезти пасынка в Израиль, но, как выразился дядя, возникли непредвиденные обстоятельства. Закончив школу при Колумбийском университете, Аарон решил провести год в Израиле, в ешиве, а потом пойти в армию:
– Он считает, что этого его долг, как еврея… – доктор Судаков свернул телеграмму, – очень хорошо, мы за ним присмотрим. Университет от него никуда не убежит, – он потрепал Иосифа по плечу, – ты тоже преуспеваешь в занятиях, как все и предсказывали… – в автобусе, идущем из римского аэропорта в город, брат заметил: