Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Или по-польски… – подумал Меир, – она хотела, чтобы мы знали не только английский… – светлые волосы падали на плечи матери, она наклонялась над постелью:
– Спи, мой хороший мальчик, спи… – исколотые иголкой пальцы гладили его по щеке, Меир находил губами ее ладонь:
– Я люблю тебя, мамочка…
Руки сестры, аккуратно сложенные на груди, напомнили Меиру о руках матери. Он не знал, сколько времени провел в морге. Его никто не торопил. После разговора с Авраамом и Шмуэлем Марта с Джоном уехали в британское посольство:
– Теперь все ясно, – Марта
– Генрик с Аделью полетят с нами, на похороны, а Монах и Цила останутся здесь. Они выздоравливают, беспокоиться не о чем… – Марта запретила ему допрос шурина:
– Ты потерял сестру, – отрезала женщина, – тебе не об этом надо думать. Сиди в палате, однако остальное возьмем на себя мы с Джоном… – Меир устроился на обычном месте, у изголовья койки доктора Судакова.
Авраам спал. Измученное лицо шурина, обросшее рыжей, с проседью щетиной, немного разгладилось. Меир провел рукой по колючим щекам:
– У меня тоже будет седина в бороде. Я всего на три года младше Авраама… – в морге он поцеловал белую прядь, на виске сестры:
– Мама была младше ее, когда умерла. Ей исполнилось всего тридцать шесть… – Меир не видел тела матери:
– Я бы и Эстер не увидел, – понял он, – если бы все случилось так… – горло перехватило слезами, – как положено… С возрастом она стала похожа на маму… – разбитый пулей затылок привели в порядок, светлые волосы вымыли и высушили. Веки были опущены, сестра казалась спящей. Меир приник заплаканным лицом к большим рукам хирурга, к надежным пальцам:
– Я остался один… – сердце закололо болью, – у меня Дебора и дети, но я остался один. Я всегда был младшим, у меня был папа, Аарон, Эстер, а теперь я один… – горячие слезы текли на стылые руки сестры. Меир всхлипывал, не вытирая лица:
– Эстер, милая, прости нас, прости… – шурин поворочался, что-то простонав. Меир взял его забинтованную руку:
– Все хорошо. Шмуэль пошел в церковь, но скоро вернется… – он не удивился, узнав о крещении племянника:
– Какая разница, – устало сказал Меир юноше, наскоро обедая, на стульях в коридоре, – еврей, христианин, все равно. Твоя тетя Дебора выросла в индейской семье. Езжай в Рим… – он потрепал Шмуэля по плечу, – учись. Иосиф скоро закончит службу, поступит в университет, будет ближе к вашему отцу… – он понял, что назвал Авраама отцом племянников:
– Шмуэль тоже говорит о нем, как об отце, после Будапешта, – подумал Меир, – впрочем, так оно и есть. Аарон меня называет дядей, а Ева к Деборе обращается, как к тете… – Ева избегала младшей сестры:
– Она помогает Деборе, с Иреной, но видно, что она ревнует. Ева долго была единственной девочкой, единственной дочерью. Впрочем, через три года она уедет учиться… – Аарон поступал в Колумбию, Ева собиралась податься в Балтимор, в университет Джона Хопкинса:
– Как ее тетя, то есть покойная тетя, как мать. Ева хочет стать врачом, династия продолжится… – Сухие губы Авраама разомкнулись:
– Пить… – врачи обещали, что ногти шурина отрастут:
– То есть во второй раз, – Меир поднес поильник к запекшемуся ссадинами рту, – в Израиле ему сделают новые протезы…
После разговора с Авраамом, проводив Шмуэля в церковь, они посидели в госпитальном кафе:
– Теперь все понятно, – Джон рассматривал вычерченную Мартой схему, – она украла паспорт Цилы, когда та гостила в замке. Она, каким-то образом, связалась с Москвой. Кепка прилетел в Будапешт, забрать ее… – зеленые глаза Марты осветились недоверчивым огоньком:
– Цила видела что-то рыжее, в перестрелке у купальни Сечени… – Джон щелкнул зажигалкой:
– Цила первый раз в жизни слышала боевое оружие. Ей могло привидеться все, что угодно. Это были осенние листья, на мостовой… – Марта откусила от круассана:
– Циона познакомилась с Максимилианом именно в Будапеште… – Джон фыркнул:
– Максимилиан восемь лет, как мертв. Он сгорел в раскаленной лаве, туда ему и дорога. Ты помнишь, что Циона встречалась с русскими еще в Израиле… – Марта вскинула бровь:
– Я уверена, что русские считали ее предательницей, беглянкой. Зачем ей сейчас возвращаться в их объятия… – Джон выпустил колечко дыма:
– При Берии считали. Новая метла по-новому метет. Хрущев сменил политику страны, они простили Циону… – герцог поморщился:
– От нее стоит ожидать хорошей карьеры на Лубянке. Но на запад она носа не сунет, да и наш знакомец Кепка не дурак. Он понимает, что я лично закатаю Циону в бетон, буде она хоть появится где-то западнее Восточного Берлина. Нет, – герцог бросил на стол купюру, – они ее подсунут куратором перебежчику, хотя бы Берждесу или Маклэйну. Ей не впервой ложиться под нужных Лубянке людей… – Меир поднялся:
– Например, под тебя… – Джон спокойно отозвался:
– Под себя я ее сам уложил. Но я знал, на что иду, и просчитал риски… – Марта забрала со спинки стула сумочку:
– Не до конца. Ее побег ты не предугадал… – герцог пожевал сигарету:
– Я его ожидал, можно сказать. Я восемь лет прожил с волком, смотрящим в лес…
Марта остановилась:
– Только в лесу она искала не русских, а Макса… – герцог распахнул перед ними дверь:
– Хоть кол тебе на голове теши, но это не поможет. Это как с Филби, тебя не переубедить. Максимилиан мертв, с трупами не встречаются на романтических свиданиях… – Марта только вскинула острый подбородок:
– Она что-то знает, – понял тогда Меир, – знает, но не говорит. Она скрытная, как миссис Анна… – проглотив воду, доктор Судаков открыл глаза. В палате было сумрачно, на город наползала осенняя мгла. Он поморгал. Взяв за салфетку, Меир вытер глаза шурина:
– Поплачь, ничего страшного, – тихо сказал Меир, – я здесь, я с тобой… – слезы текли по лицу Авраама, он повел обросшим щетиной кадыком:
– Я не из-за Эстер. Я из-за нее… – его плечи задергались, Меир обнял шурина. Авраам прошептал: