Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– После Требница, когда я посчитал, что папа мертв, у меня начались кошмары. Они случались у всех детей в отряде, у близнецов тоже… – ласковая рука привлекала его к себе. В перевязи тети сопела маленькая Фрида. От женщины пахло молоком, пороховой гарью. Тупица прижимался к гимнастерке, слушая тихий голос. Командир отряда пела сиротам колыбельные:
– На иврите, на идиш, на английском, песню о лошадках… – слезы затекали в открытый рот Тупицы, – на ладино, о маленькой девочке. Тетя, тетя, милая… – из носа полились сопли. Он уткнулся
– Тетя, пожалуйста… – Тупица не помнил, как умерла его мать:
– Я был маленьким, я сам болел. Тетя Эстер меня вылечила. Дети в гетто говорили, что она умеет летать по воздуху и пробираться под землей. Она была мне словно мама… – смерть отца он помнил хорошо:
– Я пел папе «Сурка». Я думал, что он засыпает… – Генрик не мог оторваться от надежного плеча женщины, – потом тетя сказала мне, что он умер… – он напел первые строки песни:
– Не волнуйтесь, тетя… – Тупица поцеловал холодную щеку, – я помогу дяде Аврааму, с младшими. С близнецами тоже все будет хорошо. Спите спокойно… – он долго умывался, в боковой комнатке:
– Видно, что я плакал, – понял Тупица, – но ничего не сделаешь. Все взрослые заняты, они говорят с дядей Авраамом… – палату доктора Судакова закрыли наглухо. Проходя мимо, Тупица, по привычке, замедлил шаг. В Требнице он развлекал мальчишек, передавая приятелям разговоры священников и монахинь, даже из-за запертых дверей:
– Мы точно знали, что о нас думают учителя, – усмехнулся Генрик, – благодаря моему слуху… – слух не подвел его и сейчас. Спускаясь по госпитальной лестнице, Тупица фыркнул:
– Я восемь лет назад говорил дяде Джону, что змея работает на русских. Надо было дождаться, пока она сбежит в СССР, чтобы мне поверить… – налив себе кофе, он подкатил столик с завтраком к постели. Адель взглянула на довольную улыбку юноши:
– Я ничего ему не говорила, о Джоне. Не надо ему такого знать. Джон ничего не скажет, он джентльмен. Но я видела, что он едва сдерживается… – пожелав ей счастья, герцог, от души, грохнул дверью посольского кабинета:
– С тех пор он меня избегает, – Адель приняла от Генрика тарелку фруктов, – пошел он к черту. Генрик признанный гений, несмотря на юный возраст, Джон ему ничего не сделает. Да и не будет он делать, не он такой человек…
После хупы Адель убедилась, что была права, в своем выборе:
– Видно, что Генрик меня любит. У него все случилось в первый раз, но мне с ним лучше, чем с Джоном. Только пока приходится делать вид, что мы просто соседи… – Адель была уверена, что Джон не станет распространяться о ее браке:
– С гибелью тети Эстер взрослым сейчас не до этого. В любом случае, Джон женат. Он обещал развестись, но это одни обещания… – Адель склонила голову набок:
– Ты почему такой довольный… – нагнувшись, Тупица что-то зашептал. Глаза девушки расширились, она ахнула:
– Тетя Циона была шпионкой СССР… – юноша кивнул:
– Более того, я слышал, как дядя Авраам рассказывал о допросах, на проспекте Андраши. В Будапешт прилетел его старый знакомец, русский, его называют Кепкой. Дядя Авраам помнит его со времен Лубянки… – Адель хмыкнула:
– Джон собирался мне сказать, что он теперь свободен. Пусть что хочет, то и делает, со своей свободой, мне он больше не интересен. Жена сбежала, и поделом ему… – Генрик добавил:
– Его светлость сел в основательную лужу, а все потому, что он мне тогда не поверил. Но я был мальчишкой, я его не виню… – Адель откинулась на подушки:
– Вряд ли ее теперь найдут… – Генрик провел губами по нежной шее:
– С Аделью я ни о чем таком не думаю. Она мне поверила, она надеется на меня. Я ее не оставлю, сколь я жив…
Он обнял стройные плечи, в кружевной рубашке. После разговора с матерью, Адель получила денежный перевод, в венской конторе Томаса Кука. Связавшись с израильским банком, Генрик тоже обзавелся наличными:
– Мы прошлись по магазинам. Нельзя встречаться с прессой в грязных обносках. Я купил Адели кольцо… – на пальце девушки сверкал изящный бриллиант. Целуя жену, он пробормотал:
– Журналистам понравится история, с нашим браком, но не след, чтобы семья узнавала о свадьбе из газет… – Адель кивнула:
– Я ничего не скажу. Потом позвоним маме, признаемся в хупе, поговорим с тетей Мартой. Все равно, я еду в Израиль, на похороны… – Генрик отозвался:
– Все едут. Думаю, в Израиле нас попросят выступить с концертами, в память тети Эстер… – он взглянул на часы:
– Тебе торопиться некуда, у тебя встреча в десять утра. Мне в половине восьмого надо стоять на сцене, в компании Гварнери. Потом примерка фрака, встреча с настройщиком фортепьяно… – он допил кофе: «Я в душ». Слушая шум воды, Адель рассматривала пустынную площадь, перед отелем, голубей, на крыше театра:
– Бедные Фрида и Моше. Когда папа погиб, я тоже все понимала. Мы с Сабиной плакали, Пауль нас утешал, как мог. Генрик ночью едва скрывал слезы… – ей стало жалко мужа:
– Он круглый сирота, на его глазах убили отца. Тетя Эстер заменила ему мать. Джон, наверное, и плакать не умеет… – хмуро подумала Адель, – я никогда не видела у него слез. Хватит о нем думать, все закончилось, как с Вахидом… – старый опель, проехав мимо оперы, остановился у входа в гостиницу. Адель заметила венгерские номера:
– Еще одни беженцы. Надо разобраться с арией Леоноры, я никогда не пела «Фиделио» … – вернувшись на кровать, девушка погрузилась в ноты.
При переходе границы господину Ритбергу фон Теттау повезло.
Пытаясь сдержать толпу беженцев, осаждавших заставу в Шопроне, венгры пропускали граждан западных стран без очереди. Листая документы княжества Лихтенштейн, офицер не обратил внимания на местные номера подержанного опеля.
Машину Феникс достал в Будапеште. Он, с размаху, кинул единственный саквояж на гостиничную кровать: