Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
Согнувшись, обхватив рукой колени, Виллем глотал виски. Струйка текла по небритому подбородку, падала на болезненную язву от ожога, рядом с синеватой буквой «В». Он не знал, случайно или намеренно обжегся:
– Нет, я нарочно плеснул себе на руку кислотой, чтобы не было так больно… – боль никуда не ушла. Затылком он чувствовал холод ствола вальтера:
– Мне никто не поверит… – слезы смешивались с виски, – меня никто не станет слушать… – Даллес спокойно сказал:
– Завтра здешнее военное начальство ожидает вашего рапорта об увольнении из армии. Если вы пойдете к газетчикам, им объяснят,
– Я не сделаю такого, вы не заставите меня… – в лицо ему уперся офицерский вальтер:
– Это не ваш пистолет… – Даллес не отводил от него взгляда, – оружие заряжено. Я вышибу вам мозги. Вашей родне сообщат, что вы погибли от рук шальной банды. Тело ваше не нашли… – он повел рукой, – вокруг глухие места. Бандиты могли зарыть труп или вы стали добычей диких зверей… – Виллем не хотел смотреть на тело Лумумбы:
– Я его не убивал, но никакой разницы нет. Я покрываю злодеяния других, я грешник, как и они… – ярко светили фары машин, от костра несло тяжелым запахом сожженной плоти. Среди обгоревших дров виднелись беловатые кости:
– По ним проедутся грузовиками, – сообщил Даллес, – на поляне не останется ни одного следа случившегося… – он указал на валявшиеся на тропе пилу и топор:
– Здесь тоже не останется следа… – Виллем жадно допил виски:
– Я не отказался. Я встал на колени, я умолял не заставлять меня творить зло, но я не отказался… – зазвенело стекло, к горлу подступила тошнота. Отбросив разбитую бутылку на пол, он нагнулся. Его вырвало прямо в воду.
Натужно кашляя, Виллем бормотал:
– Не отказался, не отказался… – если бы он мог, он стянул бы с себя кожу, вывернулся наизнанку, чтобы избавиться от кровавой каймы под ногтями, от запаха крови, от черных луж на сухой траве саванны. Даллес стоял над ним, не опуская пистолета:
– Меня тошнило, несколько раз, на трупы, то есть на останки… – его заставили разрубить тела на части:
– Головы тоже, – невозмутимо велел Даллес, – куски должны быть меньше. Еще меньше!
Топор вонзался во влажную, пропитавшуюся кровью землю, кисло пахло рвотой:
– Все молчали, – Виллем зубами сорвал пробку со второй бутылки дешевого виски, – никто не сказал ни слова. Они принесли цинковый бак из грузовика. Цинковый бак и лопату… – плечи задергались, он завыл:
– Я хуже нациста, хуже тех, кто загонял евреев дубинками в газовые камеры. Я недостоин жить, но у меня не хватит смелости покончить с собой, это великий грех… – он не мог сейчас думать о Клэр, о покойных родителях, о кузине Маргарите или дяде Эмиле:
– Я никогда не смогу подать им руки, я недостоин дышать одним воздухом с ними. Я должен навсегда уйти от мира… – куски плоти соскальзывали с лопаты в наполненный кровью бак, шипела серная кислота, его опять тошнило:
– Они вырыли ров, меня заставили все туда вылить. Вылить… – он уронил голову в колени, – это были тела людей, таких, как я. Я лишил их христианского погребения, глумился над их останками, как делали в Риме при гонениях на истинно верующих. Я бы исповедовался, но сейчас ночь, все церкви закрыты. То есть не ночь, а рассвет…
Его высадили из форда в утреннем полумраке. Испачканные кровью и землей руки опустились вниз:
– Я стоял у машины, не понимая, куда мне идти, что мне делать… – Даллес отвернул окно:
– Ваш пансион, – холодно заметил он, – и помните, что от вас ждут рапорта… – Виллем плохо соображал, что к чему:
– Мне надо помыться, но надо сначала купить виски… – выпивку ему продал заспанный парнишка, швейцар, дремавший в кресле у пустой стойки портье. Виллем боялся, что увидит в комнате кузена:
– Джо уехал, и хорошо, что так… – глотая виски, он опять заплакал, – не придется ему ничего объяснять. Но я не знаю, как мне жить дальше… – он подумал, что надо написать Клэр, на север:
– Надо расторгнуть помолку. Неважно, пусть она считает, что я трус и лжец. Я не только трус и лжец, я преступник, я ее недостоин. Узнай она, что я совершил, она бы первой отвернулась от меня… – сквозь туман в голове Виллем услышал резкую трель телефонного звонка:
– Может быть, это Джо, он за меня волнуется. Надо сказать ему, что я жив. То есть на самом деле я мертв, как Лумумба и его сторонники… – он чувствовал себя трупом:
– Только я хожу и разговариваю… – пошатываясь, он поднялся из ванны, – но это обман. Я умер в роще с Лумумбой, или нет, я умер в цинковом баке, то есть в гробу… – солдаты зарыли и бак:
– От меня тоже ничего не осталось… – расплескивая воду, он прошел к телефону, – я только кусок плоти… – он узнал вежливый голос дневного портье:
– Месье де ла Марк… – он откашлялся, – месье Дате оставил записку. Он просил, чтобы вы сразу ее прочли, по вашему возвращению…
Виллем натянул неприятно влажные брюки и рубашку: «Иду».
Долина реки Лулуа
Мясник не пустил Маргариту за оцепление. Оттолкнув девушку, он заорал:
– Не смейте мешать, это смертельно опасное заболевание. Вы эпидемиолог, вы знаете протокол…
Маргарите достаточно было один раз взглянуть на распухшее лицо Мбваны, на кровавые жилки в белках глаз. От негра несло жаром, он болезненно стонал. Отогнув рукав рубашки, Клэр показала Маргарите следы укуса:
– Позавчера в лагерь прибежали обезьяны, – тихо сказала девушка, – обычно они здесь не показываются, из-за людей, но вечером появилась стайка… – бойцы Мбваны покормили зверьков:
– Он… – Клэр сглотнула, – он приманивал вожака, но тот был осторожен. Мбвана слишком близко подошел к нему, вожак вцепился ему в руку… – мартышку пристрелили:
– Что случилось с трупом, я не знаю… – Клэр комкала платок, – но я видела таких больных в Элизабетвилле… – Маргарита вздохнула:
– Я тоже. Незачем искать тело обезьяны, все понятно… – температура Мбваны зашкаливала за сорок градусов:
– Идет третий день, все развивается очень быстро, – Маргарита вымыла руки, – завтра начнут кровоточить слизистые, еще через сутки он умрет. Больные теряют много крови, резко понижается давление, они впадают в кому. Надо сделать аутопсию, хотя нам пока не удалось выделить возбудителя заболевания… – в темных глазах Клэр она заметила радостный огонек. Маргарита обняла девушку: