Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Час пик, – Генрих закатил глаза, – нашла время болтаться по метро, в ее возрасте… – у бабки, правда, была неожиданно прямая спина. Голову она завязала простым платком.
Ловко приподняв сумку, Генрих подхватил пассажирку под локоть:
– Мама с Волком встретились на этой станции метро четверть века назад, – пронеслось у него в голове, – но тогда они еще не знали друг друга… – Генрих замер.
Высокая девушка, покраснев, опустила голубые глаза. Белокурый локон, выбившись из-под платка, спускался на нежную щеку. Губы у нее были розовые, красиво вырезанные. Взмахнув длинными
– Какая она красавица, словно из русской сказки. Но где ее теперь искать… – он попытался вглядеться в людские головы:
– Нет, никого не видно. Но Волк нашел маму и я ее найду… – подытожил юноша, – пусть мне придется обыскать весь Советский Союз… – он зашагал в сторону «Театральной».
Джон был против вояжа Маши, как назвал это герцог, на Даниловское кладбище, но девушка настояла на своем:
– Вы не понимаете, – упрямо сказала она, – матушка Матрона святая… – племянница перекрестилась, – она благословила папу, благословила тетю Марту. Она защитила меня, спасла от гибели на перевале, послала мне навстречу папу… – собирая кошелку, Маша добавила:
– Папа мне много о ней рассказывал. Я обязана съездить на ее могилу, дядя Джон… – герцог прошелся по скрипучим половицам, на веранде кратовской дачки. Домик стоял за высоким забором. Никто не совался на заросшую облетевшими кустами жасмина тропинку, ведущую к калитке. Оказавшись здесь, Джон почувствовал себя словно в пьесе Чехова:
– Круглый стол, кресло-качалка и самовар вместо чайника… – племянница ловко управлялась с самоваром, растапливая его шишками. Алексей Иванович выгрузил из багажника «Волги» полные сумки провизии:
– Из Елисеевского гастронома, – он подмигнул Джону, – и от вашего соседа, то есть моего начальника… – Лопатин добродушно рассмеялся. Неподалеку от дачки, за железным забором, возвышался особняк, могущий украсить дорогие пригороды Лондона. Директор ресторана на Ярославском вокзале зачем-то возвел средневекового вида башенку с черепичной крышей и узкими бойницами.
Джон с Машей, из соображений безопасности, не покидали дачку. Дым самовара не был заметен за высокими соснами на участке. Готовили они на плите с газовыми баллонами. Джон изучал технические планы операции, как называл их Лопатин, или читал единственную книгу, найденную в кладовке, растрепанное издание Чехова:
– Я стал совсем русским, – усмехнулся он в разговоре с племянницей, за чаем, – осталось привезти гитару… – несмотря на долгое молчание, его голос не изменился. Напев высоким тенорком:
– По тундре, по железной дороге… – герцог кивнул на пыльное фортепиано в углу:
– Ты говорила, что хорошо играешь… – Маша зарделась:
– Я давно не подходила к инструменту и руки у меня… – она кивнула на загрубевшие ладони, – теперь не те… – Джон улыбнулся:
– Доберемся до Лондона, и все пойдет по-другому. Ты вернешься к музыке, сядешь в седло… – племянница рассказала ему о своем увлечении конным спортом:
– Правильно, – весело отозвался Джон, – я тебя в первый раз увидел на московском ипподроме, осенью сорок пятого года. Ты выступала на потомке наших лошадей, а сейчас побываешь в конюшнях, откуда родом твой Лорд… – девушка поджала губы:
– Это суетное, – строго сказала Маша, – у меня другая стезя… – Джон не стал спорить, успокоив себя:
– Ей всего девятнадцать лет, а она прошла через такие испытания, что не по силам и взрослому. Она оттает в Лондоне, под крылом у отца, среди семьи. Пойдет в Кембридж, начнет учиться музыке или языкам… – о младшей, приемной сестре Маши он с племянницей почти не говорил:
– Ясно, что это наша Марта, – вздохнул Джон, – но нельзя пороть горячку. Журавлев на хорошей должности, сталинские времена миновали, никто его не сместит. Марта в безопасности, чего нельзя сказать о нас самих… – им надо было как можно быстрее покинуть СССР:
– Мы со старшей Мартой подумаем, как вытащить отсюда девочку, – решил Джон, – а если мы с Машей отправимся в Куйбышев, это будет чистое самоубийство… – племянница и не рвалась увидеться с приемной семьей:
– Они Антихристы, как Горский, – мрачно сказала Маша, – вы говорили, что они отправили невинного ребенка в пасть Вельзевула… – герцог рассказал девушке о судьбе ее старшего брата по матери:
– Они издевались не только над Виллемом, – Маша раздула ноздри, – Журавлев с другими коммунистами распинал мученицу Зою, аки во времена нероновы, а она… – Маша скривилась, – она послала в тюрьму женщину, истинно верующую… – наблюдая, как племянница складывает сладости в сумку на колесиках, герцог поинтересовался:
– Я думал, что Виктор тебе шоколад и печенье привез… – младший Лопатин смотрел на них, благоговейно открыв рот. Радио на дачку не провели. Приезжая в Кратово на занятия языком, Виктор тащил кошелку со свежими газетами для герцога и сладостями к чаю, как выражался парень, уютным московским говорком:
– Мария ему нравится, по-детски, – усмехнулся герцог, – он воспитанный юноша, словно и не в СССР вырос… – племянница замотала сумку найденной в кладовке веревкой:
– Скоро Рождественский пост, – сурово отозвалась девушка, – а сие все скоромное. На могиле матушки, должно быть, нищие обретаются. Я им припасы раздам, сие дело богоугодное… – герцог вспомнил:
– Волк с Максимом на наше Рождество всегда постятся. В этот раз к ним присоединится Мария… – Джон рассчитывал до Рождества оказаться дома. Впрочем, надежды на семейный праздник не было. Герцог ожидал, что его загонят на дебрифинг в самую глухую Шотландию:
– Или отправят на острова, как покойных мистера и миссис Смит, – хмыкнул он, – но, может быть, Маленькому Джону с Полиной разрешат ко мне прилететь. Парню шестнадцать, а бедной девочке всего одиннадцать… – он не сомневался, что в Лондоне его считали погибшим:
– И будут считать, пока мы не окажемся на территории посольства, – сварливо заявил он племяннице, – а твои паломничества к могилам святых, тем более без документов, попросту опасны… – Мария наотрез отказывалась от паспорта. Алексей Иванович мог привезти в Кратово надежные бумаги: