Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Привинчено, – громким шепотом сказала Аня, – чтобы зэка им головы не разбили на допросе… – комитетчик даже бровью не повел.
Сцепив костлявые пальцы, пристально оглядывая Левиных, он пробежался глазами по Куколке, как ее называли в документах:
– Ее младшая сестра на задании до следующего лета. Теперь и Анна Наумовна начнет работать. Нечего прохлаждаться, болтаться по магазинам… – наружное наблюдение часто теряло девушку в больших универмагах, – пусть отрабатывает хлеб и платья… – гранатовый шелк открывал стройные ноги до колена. Она покачивала
– О каблуках ее не предупреждали, – вспомнил сотрудник, – сама догадалась, молодец. Мужчинам не нравится, когда девушка выше их ростом… – Фокусник, как в документах значился младший Левин, его тоже интересовал:
– Он должен понять, как себя вести. Детская дружба вещь важная, а для китайцев тем более. Пенг его не забыл, хотя прошло почти десять лет с тех пор, как они расстались…
Павел вздрогнул от неприятного голоса комитетчика: «Ни-хей шуо чонгвен ла?». Подросток небрежно усмехнулся:
– Во-хей шуо донг-сье чонгвен. Во-хей лао-шы и-ти чей-си… – три раза в неделю он занимался китайским с преподавателем восточного факультета университета. Павел каждый день проводил пару часов над книгами и тетрадями, над выпущенными в Пекине пластинками для учащихся. Подросток добавил:
– Ни вейшемо вен, ругуо ни чидао де-хуа… – он указал глазами на папку. Китайский у комитетчика был совсем неплох:
– Во-зай чо-ли вен венти… – Павел ничего другого и не ожидал:
– Вопросы здесь задает он. Наверное, он подвизался советником у партизан или работал в нашем посольстве после победы коммунистов… – его преподаватель из университета тоже не распространялся о прошлом, но по его манерам Павел видел, что он имеет дело с бывшим военным. Комитетчик перешел на русский язык:
– Хорошо… – Павел не понял, похвалили ли его знания, – у вас не случится затруднений при встрече со старым приятелем. Впрочем, он недурно владеет русским… – Павел даже ахнул:
– Сюда приехал Пенг, да… – незаметно для Левиных, комитетчик рассматривал фото в папке:
– Нам повезло, что у Пенга такая приемная семья. Дело складывается очень удачно… – китайско-советские отношения ухудшались на глазах, делегация грозила демаршем и отъездом из Москвы:
– Им не нравится политика товарища Хрущева, – недовольно подумал комитетчик, – якобы это ревизионизм. Албанцев мы потеряли… – нищая Албания никого не интересовала, но СССР требовались военные базы на Средиземном море, – мы не можем себе позволить потерять китайцев. Хотя, честно говоря, они совсем обнаглели… – кроме островов на Амуре и Уссури, Китай требовал Монголию и атомную бомбу. Никто не собирался делиться с ними ядерными секретами:
– Советский Союз не заинтересован в том, чтобы Мао получил атомное оружие. Неизвестно, что он решит делать дальше, китайцам нельзя доверять… – офицер, провоевавший четыре послевоенных года с китайскими партизанами, служивший в советском посольстве в Пекине, отлично знал, что китайцы себе на уме:
– Но Пенг еще мальчишка… – он смотрел на изысканное, с тонкими чертами, лицо подростка на фото, – о встрече он попросил искренне. Его приемный отец обрадовался, что мы исполнили желание мальчика… – приемный отец Пенга был очень важен для СССР:
– Ему понравится Куколка, – решил комитетчик, – она не пустая красотка, вроде актрис или певиц. Она интеллигентная девушка, будущий историк, она владеет языками… Ноги от ушей и высокая грудь, дополнительный бонус. Он еще не старый человек, по китайским меркам он в расцвете сил, ему не исполнилось шестидесяти. Главное, чтобы Куколка выполнила свою задачу. Ночная кукушка дневную перекукует… – он захлопнул папку:
– Да. Товарищ Пенг, член китайского комсомола, попросил нас найти его старого приятеля, то есть вас, товарищ Левин… – Фокусник широко улыбнулся:
– Я знал, что мы встретимся. Спасибо, большое спасибо, товарищ… – парень даже вскочил со стула. Куколка невозмутимо поинтересовалась:
– Но что делать мне, товарищ сотрудник Комитета Государственной Безопасности… – она отчеканила последние слова, – я не знаю китайского языка, а Павел будет занят с приятелем… – комитетчик поднялся:
– Руководитель делегации долго жил во Франции, учился в Москве… – он распахнул дверь перед сестрой и братом, – у вас найдется о чем поговорить, товарищ Левина…
Метнулись темные локоны, на него пахнуло тревожным бергамотом. Независимо вскинув голову, старшая Куколка кивнула: «Пойдем, Павел».
Крепкие пальцы двинули вперед черного коня. Перед началом партии товарищ Котов добродушно сказал:
– Играй белыми. Ты у нас, можно сказать, победитель… – Наум Исаакович хотел поддержать мальчика. В Новосибирск, несмотря на его просьбы, Эйтингона не пустили:
– Если бы пустили, 880 никуда не сбежал, – недовольно подумал он, – но до его светлости мы еще доберемся. В остальном операция прошла как по нотам… – вытянув длинные ноги в американских джинсах, Саша вздохнул:
– Победителем я бы стал, если бы мы не упустили 880, а что касается беременности, то ее надо еще доносить… – Эйтингон вспомнил осень сорок пятого года:
– Проклятая старуха… – профессор Лурье, спасшая беременность Розы, давно умерла, – пусть ей на том свете будет жарко. Она клялась, что произошел выкидыш… – Наум Исаакович подозревал, что покойная Роза спелась с тезкой:
– Лурье училась в Сорбонне, долго болталась в Париже. Роза пришла в себя, уговорила ее не делать операцию… – Эйтингон хмыкнул:
– Впрочем, я по глазам старухи понял, что она жестоковыйная, как о нас говорят. Она бы не позволила женщине потерять ребенка… – Наум Исаакович любил девочек:
– Я не мог их не полюбить, я заменил им отца, я всегда был им отцом. Гольдберг к ним отношения не имеет, важно воспитание, а не кровь. Но Роза, глядя на них, видела именно Гольдберга. Она не полюбила меня по-настоящему, как я хотел…
Шахматная доска стояла на столике наборного дерева. Ставни на террасе закрыли, осенний дождь хлестал в окна. К стеклу прилип рыжий лист клена: