Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– Он был на служебной машине, с дипломатическим паспортом, но не миновал проверки… – Густи поморгала, стараясь не заплакать, – на следующий день с другим дипломатом повторилось то же самое… – американцы собирались двинуть к пропускному пункту на Чек-Пойнт-Чарли танки:
– Тетя Марта пытается уговорить их не совершать необдуманных поступков… – Густи стало страшно. Вчера вечером она говорила с тетей по безопасной связи:
– Я на пути в Хитроу, – коротко сказала женщина, – одной ногой за порогом, – она помолчала, – премьер-министр Макмиллан сказал, что в Берлине
– Русские не оставят без внимания демарш американцев. Они тоже двинут танки и войска к зональной границе… – слеза капнула на страницу молитвенника, – но если у кого-то хоть на мгновение сдадут нервы, если случится хотя бы один выстрел, то войны не миновать… – тетя добавила:
– Постараюсь, чтобы они прекратили бряцать оружием. Боюсь, что тебя ждет бессонная ночь… – Густи пока не прислали в помощь второго аналитика, – к утру мне нужны расшифровки всех разговоров всех русских, побывавших в посольстве за последнюю неделю…
Густи хотела сказать, что тетя Марта и сама знает русский, но прикусила язык:
– Она знает, а персонал ЦРУ и наши работники в Западном Берлине не знают. С ее должностью у нее нет времени заниматься переводами… – в пять утра Густи, пошатываясь от усталости, спустилась в комнату безопасной связи. В Берлин ушла шифрованная радиограмма:
– Она не спит, – Густи прижала к голове наушник, – после полуночи она прилетела в Тегель и с тех пор не ложилась… – девушка услышала, как тетя затянулась сигаретой:
– Ничего интересного ваши гости не упоминали, – зашелестела бумага, заскрипел карандаш, – впрочем, подожди… – тетя всегда расшифровывала послания с листа. Густи робко сказала:
– Насчет планов де Голля… – о де Голле говорили русские дипломаты, приглашенные на прием прошлой неделей:
– Якобы он выступает против политики США и Великобритании в Западном Берлине, – вспомнила Густи, – французы получили свою часть города, но находятся на вторых ролях. Де Голль может искать контакта с СССР, в нынешнем кризисе. Он всегда бравировал независимостью от Британии и Америки… – тетя Марта помолчала:
– Его планы мы хорошо знаем, то есть предвидим. Ладно, спасибо, пойди отоспись… – Густи не могла спать. Сгорбившись над чашкой кофе в пластиковой кухоньке, куря очередную сигарету, она вспоминала немного испуганный голос брата:
– Тетя Марта сказала, что никакой опасности нет… – сглотнул Ворон, – но хорошо, что ты не в Берлине, Густи. Я за тебя волнуюсь, сестричка…
Девушка вытерла припухшие глаза. Еще одна слеза упала на старую открытку с фотографией саркофага святой Августы из Тревизо. Густи закладывала страницы молитвенника посланием, полученным в детстве от покойного папы римского:
– Стивен спрашивал, не начнется ли война… – девушка вздохнула, – ему тринадцать лет. Он кажется взрослым, но он еще ребенок… – она думала о брате, избегая мыслей об Александре:
– Он в Берлине, но отсюда мне с ним никак не связаться, – поняла Густи, – и вообще не связаться. Господи, пожалуйста, пусть не случится никакой войны… – она не могла не поехать к утренней мессе. Шофер не стал спорить, только недовольно заметив:
– Опять они сядут нам на хвост, как в то воскресенье, – прошлой неделей Густи впервые выбралась с территории посольства, – после смерти мистера Мэдисона они совсем обнаглели…
Одна из темных «Волг» русских, дежуривших на площади, действительно поехала вслед за посольским лимузином на Лубянку:
– Мне наплевать… – Густи обвела взглядом немногих молящихся, – даже если здесь сидят подсадные утки Комитета, мне тоже наплевать. Пусть меня фотографируют, я нигде не засвечена, я помощник атташе… – она успокаивала себя тем, что Александр живет далеко от Чек-Пойнт-Чарли:
– Но если начнется война, то никто не собирается вести ее на старый манер, – подумала девушка, – у русских и у нас есть атомные бомбы, есть ракеты дальнего действия. Русские получили в свое распоряжение взлетные площадки в Восточной Германии, а ракеты НАТО стоят в Германии Западной… – Густи показалось, что мир идет по краю пропасти:
– Одно неверное движение, и мы повернем оружие против наших бывших союзников. Если начнется война, я могу больше никогда не увидеть Александра… – как она ни старалась, но слезы все-таки поползли на кашемир ее шарфа:
– Я не смогу жить без него. Иисус, Матерь Божья, святая Августа, дайте мне знать, что с Александром все хорошо, сохраните его для меня… – дверь в притворе скрипнула. Шаги отозвались эхом под беленым, растрескавшимся потолком:
– Benedicat vos omnipotens Deus, Pater, et Filius, et Spiritus Sanctus… – провозгласил священник. Община поднималась, Густи обернулась. Прямо на нее смотрел герр Александр Шпинне.
Старинному пасьянсу близняшек научила преподавательница домоводства в интернате:
– Карты покажут, сколько у вас будет детей, – с акцентом говорила она, – если, конечно, пасьянс сойдется…
Надя и сама не знала, зачем взялась за колоду. Рядом, на обитом кожей диване, лежал клубок желтой, похожей на цыплячий пух, шерсти, с воткнутыми в него спицами. Фальшивая Дора принесла в библиотеку особняка сумку с отрезами хлопка и фланели. Ткань украсили рисунками мишек и грузовиков, лошадок и кукол. Надя перебирала мотки пряжи:
– Ярлычков нет, но я вижу по качеству, что это не советский товар. Ткань и кашемир западные… – на мозаичный столик поставили ручную швейную машинку:
– Здесь будет ваша рабочая комната, товарищ, – комитетская сука немного картавила, – что бы вы хотели сегодня услышать… – кроме Большой Советской Энциклопедии и полного собрания трудов Ленина, в библиотеке стояла, как поняла Надя, тщательно отобранная классика:
– Радищев, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Горький. Чехова и Бунина здесь ждать не стоит… – между провозвестниками революции, как их называли в школьных учебниках, Надя отыскала Пушкина и Толстого. Надзирательница, как о ней думала Надя, читала ей «Станционного смотрителя». Мирно щелкали спицы, фальшивая Дора поинтересовалась: