Вельяминовы. За горизонт. Книга 4
Шрифт:
– То есть о Теодоре-Генрихе, – он скрыл улыбку, – хотя она всегда делает вид, что им не интересуется… – Мария всегда краснела, когда речь заходила о кузене. Девушка почти каждый день играла на фортепьяно:
– Шопена и Бетховена, – хмыкнул герцог, – понятно, что она думает о Теодоре-Генрихе. Ей девятнадцать лет, у нее, как выразился бы Волк, бурлит кровь… – Джон к инструменту не подходил. Ему не хотелось повторения прошлого инцидента, как он про себя называл случившееся. Ощупывая скрытый ежиком волос шрам на голове, он убеждал себя:
– Мне все
– Навигация закончилась, хотя ночью речные трамваи и не ходили, нам бы никто не помешал. Но милицейские патрули все равно надо отвлечь… – Лопатин предложил, как называл это герцог, создать дымовую завесу. Решетку на канализационной трубе, выходившей с территории посольства в реку, подпилили прошлой ночью. Ребята Алексея Ивановича работали тихо:
– Никто ничего не заметил, – задумчиво сказал Лопатин, – но для акции нам, напротив, потребуется создать как можно больше шума… – для их целей как нельзя лучше подходил плавучий ресторан, пришвартованный на Канаве, как Лопатин называл Водоотводный канал:
– Устроим драку, – пообещал Алексей Иванович, – дело будет в выходные, когда патрулей всегда меньше, даже несмотря на съезд. Псы и не заметят, что происходит на реке… – Лопатин решил ничего не говорить гостю о неудавшейся встрече в Ленинке. Вспоминая очень красивую, темноволосую девушку, он усмехался:
– За словом в карман она не полезет… – Алексей Иванович любил женщин тихих и домашних, – с такой жить, словно на вулкане, но зато не соскучишься… – драка обещала собрать все патрули в округе. Ребята Алексея Ивановича выяснили, что ночью у особняка Харитоненко дежурит одна комитетская «Волга». Джон подозвал Машу:
– Смотри. «Волга» нам не помешает, на набережную она не выезжает, да и мы там не появимся… – по соображениям безопасности они отказались от моторки. Обыкновенная лодка забирала герцога и Машу в укромном месте рядом с устьем речушки Сетунь:
– Туда мы доберемся на машине… – Джон провел карандашом по карте, – а дальше пару километров вниз по течению и мы у цели… – племянница покрутила растрепанный кончик косы:
– Может быть, позвонить в посольство с телефона-автомата, сообщить им, что… – герцог затянулся сигаретой:
– Ага, – ядовито сказал он по-русски, – сообщить, что его светлость герцог Экзетер, – Джон вернулся к английскому, – собирается навестить дипломатическое представительство ее величества. Они положат трубку и будут правы. К ним на коммутатор звонят десятки сумасшедших… – Маша прикусила губу:
– Все равно, они должны знать об операции… – Джон и сам все понимал, но не видел путей связи с посольством:
– Площадь патрулируется. Прошли времена, когда Волк швырял через ограду американской миссии рукописи Тони… – он почесал затылок:
– Должны. Значит, остается только один выход. Католическую церковь в Москве пока не закрыли, дипломаты могут посещать мессу. Надо передать записку через священника, сообщить о нашем плане… Правда… – герцог прошелся по веранде, – храм стоит под боком у Лубянки… – Маша выпрямилась: «Вам на мессе появляться нельзя, дядя. Значит, в церковь пойду я».
Порванная шелковая комбинация свесилась с края дивана. На линолеуме скромной комнатки валялись смятые трусики. Русые волосы разметались по голой спине. Скорпион слушал спокойное дыхание Невесты. Девушка спала, свернувшись клубочком у него под боком. Портрет Хемингуэя над тахтой опасно покосился. Женские туфли разлетелись по разным углам. Пальто с канадской норкой валялось у двери прихожей.
Часы показывали четверть шестого. Он собирался отправить Невесту восвояси на такси, то есть на комитетской машине, расписанной шашечками. Автомобиль ждал в тихом месте за давно заколоченной Троицкой церковью:
– Мы с Невестой появимся под вывеской «Прием макулатуры и стеклотары», – Скорпион усмехнулся, – и такси сразу поедет к автобусной остановке. Через четверть часа она окажется в Замоскворечье… – Саша не сомневался, что Невеста остановит машину, не доезжая посольства:
– Она хорошо знает, как работает их отдел внутренней безопасности… – девушка что-то пробормотала, – она не вызовет подозрений у коллег…
За окном густели лиловые сумерки ясного дня. Саша курил, забросив руку за голову, рассматривая тусклый луч уличного фонаря. Они с товарищем Котовым решили, как выразился наставник, не усложнять дело:
– Она потеряла отца далеко не младенцем, – задумчиво сказал старший товарищ, – она не купит легенду о его работе на Советский Союз. Она помнит его почерк… – образцов почерка покойного генерала Кроу в архивах Комитета не существовало, – а мы не можем просить Лондон искать его личные письма, это слишком опасно… – генерал не отстучал бы прощальное письмо дочери на машинке. Товарищ Котов двинул вперед черного коня:
– Хотя получилось бы красиво… – он потер упрямый подбородок, – мы могли сделать вид, что ее отца и твою мать расстрелял майор Мозес, поняв, что они хотят перелететь на нашу сторону… – конь отправился дальше, товарищ Котов добавил:
– Значит, придерживаемся первоначального плана. Вставай на колени, целуй ее ноги, проси прощения. Ты хотел узнать, что произошло с твоей матерью, но, встретив леди Августу, не устоял перед нахлынувшими чувствами… – Саша зачарованно сказал:
– Вам бы романы писать, товарищ Котов… – в темных глазах промелькнул холод. Он отозвался:
– Жизнь бьет любую литературу, милый мой, отправляет сочинителей в нокаут… – как и предсказывал наставник, Невеста его простила:
– Я валялся у нее в ногах, – хмыкнул Саша, – говорил, что я виноват, что я обманывал ее… – он сделал вид, что боялся презрения со стороны девушки: