Вендетта по-русски
Шрифт:
— Ваше удостоверение, — сказала женщина, не обратив внимания на мою болтовню. Мне пришлось сделать заискивающе-виноватый вид:
— Я внештатный сотрудник, поэтому…
— У внештатных сотрудников тоже должны быть удостоверения, — отрезала дама. Охранник за моей спиной многозначительно кашлянул.
— Я недавно работаю, и поэтому… — продолжал врать я, потому что пути назад у меня не было.
— «Городские вести», — холодно произнесла женщина, и ее пальцы застучали по клавиатуре компьютера. — От «Городских вестей» с нами работают Аветисов и Козаков. Никаких Шумовых. Вот так. — Она подняла на меня глаза, и я понял, что мой поход к Абрамову провалился по всем статьям. Охранник, торжествующе
Если у меня и было в жизни что-то, чем я мог гордиться, — так это моя независимость.
Еще когда я работал в охранной конторе Макса, я делал все, чтобы быть хозяином самому себе. Я этого добился, Макс меня выгнал, и независимость стала еще более явной. Я правду сказал тогда растерянному Рафику — у меня нет хозяина, я работаю на самого себя. И это мой кайф, но, как и у любого кайфа, в этом случае бывают кое-какие нехорошие последствия. Например, когда тебе приходится тягаться с крупной конторой, которая способна стереть тебя в порошок, абсолютно не напрягаясь. Николай Николаевич использовал против меня ФСБ. Крупнее и круче вряд ли что можно вообразить. И пока я сохранял свою сладкую независимость, у меня не было ни единого шанса выжить в этой схватке. Поэтому мне стоило похоронить на время независимость и пойти на поклон к другой крупной конторе. Которая именовалась «Вавилон 2000». И которая была способна стать для меня тем, чего мне катастрофически не хватало в последние дни, — стать моей опорой. Если мне удастся это провернуть, Николай Николаевич окажется в преглупом положении — ведь он считает, что гонится за мелкой сошкой, а наткнется на рой взбешенных ос.
Если только мне удастся провернуть задуманное.
Но пока осуществление задуманного шло туго. Меня выставили за порог, и теперь я мог лишь любоваться на памятник современного конструктивизма — здание корпорации «Вавилон 2000». Ни больше ни меньше. Причем любоваться на значительном удалении от ворот, иначе охрана непременно заинтересовалась бы, какого черта я тут делаю и не собираюсь ли подложить бомбу в знак протеста против чего-нибудь. Кстати, вот хороший способ обратить на себя внимание.
Только боюсь, что разговаривать в этом случае мне придется не с Валерием Анатольевичем, а все с той же ФСБ. Поэтому я держался подальше и не думал о бомбах.
Мне нужно было связаться с Абрамовым. И срочно. Лучше всего — сегодня, потому что имелись хорошие шансы, что Николай Николаевич отправит своих людей навестить квартиру Булгарина. Посмотреть его архивы и так далее…
Уходя, я велел Евгении не открывать никому, кроме милиции и меня. Но, кажется, она не намеревалась выполнять мои распоряжения.
Мне нужно было привлечь внимание Абрамова. Облить себя бензином и поджечь перед воротами компании? Потом я буду неразговорчив. Писать Абрамову письма? Это займет уйму времени, да и потом, вряд ли он сам читает письма, на это есть сотрудники секретариата. А те не поймут.
В каком-нибудь западном фильме герой в подобной ситуации бросился бы на телевидение, в газеты, на радио… И предал бы сенсационные факты гласности, посрамив тем самым силы зла. Но у нас тут местная специфика. Во-первых, по части доказательств у меня негусто. А во-вторых, известным я после такого разоблачения стану, только… Я стану известным покойником. Вряд ли общественное мнение что-то значит для Николая Николаевича. А в-третьих, я не думаю, что сам Валерий Анатольевич захочет предать гласности эти факты. Так мне казалось. Значит, телезвездой мне не быть, и на радиостанцию «Эхо Москвы» меня тоже не пригласят. Требуется придумать другой способ, как добраться до Абрамова. — Броситься под колеса его лимузина? Меня переедут, а скажут потом, что была попытка террористического акта. Террорист-камикадзе погиб.
Такой вариант мне не подходит.
Я и сам не заметил, как стал расхаживать взад-вперед по улице, бросая раздраженные взгляды на здание «Вавилон 2000». Прогулки вдоль фонарных столбов — три вперед, потом три назад. На столбах — рекламные щиты и плакаты. «Имидж ничто — жажда все». «Распродажа в автосалоне». «Интернет — дверь в будущее». Потом все в обратном порядке. Интернет, автосалон, имидж.
И снова: имидж, автосалон, Интернет…
Внезапно я вспомнил: стоя у конторки той самой дамы, которая потом лихо выставила меня за дверь, и ожидая, пока она закончит болтать по телефону, я услышал:
— Интервью в двенадцать — нереально… Да. Сейчас? Сейчас он у себя в кабинете. Работает. Сейчас тоже нереально… Вот именно. Работает в кабинете, я ж говорю…
Абрамов работает в кабинете. Я вспомнил несколько фотографий, виденных мною в газетах и журналах: председатель совета директоров корпорации «Вавилон 2000» деловито восседает на рабочем месте. На заднем фоне — непременный компьютер. Как правило, включенный. Если Абрамов работает в кабинете… Я поднял глаза на рекламный плакат. Дверь куда?
В самом низу рекламного плаката, извещавшего, что Интернет — это не что иное, как дверь в будущее, значился адрес компьютерного салона, предоставлявшего всевозможные услуги желающим. Я был желающим, и я прошел двести метров в направлении Ленинского проспекта, а потом свернул направо. И увидел подвал с железной дверью и соответствующей вывеской.
В главном зале торговали компьютерами, и пока я тихонько пробирался мимо продавца, тот активно пытался всучить пятитысячедолларовый ноутбук какому-то бритоголовому шкафу в кожаной куртке, который все повторял как попугай: «А какие тут еще навороты?»
В следующем зале продавали программное обеспечение, и тут в основном крутились подростки, присматриваясь к новым «стрелялкам» и «бродилкам», исходя слюной по причине невозможности купить все сразу.
Мой человек сидел в третьем зале. Он выглядел как сумасшедший — стоящие дыбом немытые волосы, легкая щетина, три серьги в правом ухе, одна — в левом. Рядом с табуретом стояли кроссовки. Из кроссовок торчали носки. Сам работник компьютерного фронта трудился босиком. Правой рукой он щелкал «мышью», а второй пытался есть йогурт. Первое у него получалось лучше, чем второе. Когда он повернулся ко мне, лицо его было от носа до подбородка испачкано в йогурте. Я сделал вид, что все так и должно быть. У всех свои недостатки.
— Что вы хотели? — поинтересовался он, стремительно доедая йогурт и иногда даже попадая ложкой в рот. — Выход в Интернет? Говорите, что нужно, я выведу вам нужный сайт…
— То, что мне нужно, — сказал я, усаживаясь рядом с оператором, — навряд ли называется Интернет.
— Электронная почта?
— Нет, — покачал я головой. — Мне нужен добротный и быстрый взлом.
— Чего? — Оператор толкнулся пятками в пол, и его кресло уехало в другой конец комнаты. — Какой такой взлом?
— Мне нужно проникнуть в компьютерную систему одного учреждения, — сказал я и улыбнулся: слишком уж озабоченное лицо смотрело на меня из угла комнаты. Озабоченное и перепачканное йогуртом. — Насколько я знаю, классный компьютерщик должен уметь такое делать.